Вера Семенова - Чаша и Крест

— Я и так многим вам обязан, ваша светлость.

— Тогда прошу!

Тревис несколько картинным жестом откинул портьеру, открыв побледневшее лицо Женевьевы. Было видно, что она только что жадно смотрела в щелку, и огонь в ее глазах, ставших вдруг совсем большими, еще не погас.

Ланграль не очень умел удивляться. Его холодное лицо с правильными точеными чертами было просто не приспособлено для удивления. Поэтому внешне создалось впечатление, что он воспринял все происходящее как довольно удачное совпадение.

— Я счастлив познакомиться с вами, сударыня, — сказал он, поклонившись. Правда, в поклоне было довольно много скованности, но кто может упрекнуть раненого человека? — Мне кажется, вы имели честь утверждать, что мы больше никогда не увидимся?

Женевьева подняла на него глаза, полные тоски, а потом метнула яростный взгляд на Тревиса.

— Если бы это зависело только от меня, — сказала она, — то мы бы с вами и не увиделись.

— Вам настолько неприятно меня видеть?

— Нет, — шепотом сказала Женевьева. — Мне казалось, что это вам неприятно было бы увидеть меня.

— Вы ошибаетесь, сударыня, — голос Ланграля был безупречно вежлив. — Я был бы счастлив не только вас увидеть, но и услышать ваше имя, чтобы знать, кого я должен благодарить.

— Вы мне ничего не должны, — резко сказала Женевьева, вскинув голову.

— Кроме жизни, — он слегка улыбнулся, и взгляд его на мгновение потеплел. Где-то далеко, совсем на дне темных глаз появилось что-то похожее на отдаленную нежность.

— Меня зовут Женевьева, — сказала она хрипло.

— Графиня де Ламорак! — значительно добавил Тревис. Он некоторое время с плохо скрываемым изумлением смотрел на этих двоих, стоящих напротив и не сводивших друг с друга глаз. Женевьева была ему понятна — тем более что на Ланграля так реагировали многие девушки, это была обычная история. Но сам Бенджамен его удивлял. Конечно, на его лице ничего нельзя было прочитать, кроме вежливого равнодушия, однако поражал сам факт, что он более минуты смотрел на женщину, не отворачиваясь.

"Вот и твоя судьба решена, Бенджамен де Ланграль, — пробормотал про себя Тревис. — В общем-то, что самый старый из айньских князей, что самый упорный из женоненавистников Круахана — казалось бы, результат одинаково безнадежен, но все вы оказываетесь там же. Только тебе она вряд ли даст по голове бутылкой, это точно".

— Она дочь Жоффруа, — уточнил он еще на всякий случай.

Ланграль опять поднял бровь — высшая степень его удивления.

— Полагаю, вы понимаете, сударыня, чем рискуете, появившись в Круахане?

— У меня не было выбора, — прошептала Женевьева. — Я поэтому и пришла сюда, что… В общем, у меня больше никого…

— Она понимает, — торопливо сказал Тревис. — Дитя мое, посиди пока в моем кабинете, скажи слугам, что я велел никого не пускать. Гости уже собрались?

— Давно, — отозвался Ланграль.

— Ну неважно. А мы пока с тобой, граф, подумаем, что нам делать дальше.

Женевьева как-то растерянно двинулась к дверям. Внезапно из уверенной в себе и насмешливой особы она превратилась в беззащитную девочку с огромными сверкающими глазами.

— Будьте уверены, графиня, — сказал ей вслед Ланграль, когда она обернулась у дверей. — Моя жизнь принадлежит вам, можете располагать ею, как сочтете нужным.

Женевьева еле слышно вздохнула, опуская за собой портьеру. Даже в самом прекрасном сне она не могла мечтать, что он скажет ей такие слова. Но почему же его голос звучал настолько холодно, что ей захотелось застонать от безнадежности?

Двое, оставшиеся в кабинете, некоторое время молчали. По лицу Ланграля было видно, что он скорее борется с лихорадкой, чем размышляет о том, что делать дальше, хотя Тревис и призвал его к этому. А сам герцог медленно бродил от столика с бокалами к камину и обратно, обхватив себя руками за плечи, и лицо его принимало все более мрачное выражение.

— Да… — сказал он наконец. — Представь, Бенджамен, у меня с самого утра было самое мерзкое предчувствие.

Ланграль внимательно посмотрел на него. Постепенно на его лицо тоже легла тень, но это была скорее тень тревоги.

— Если я вас правильно понимаю, господин герцог, вы вовсе не рады видеть свою дальнюю родственницу целой и невредимой? Она вам приходится троюродной племянницей, если не ошибаюсь.

— Да, — все так же мрачно сказал Тревис. — По счастью, только троюродной. Но положения дел это не меняет. Знаешь, Ланграль, я очень не люблю совершать подлые поступки. Они вызывают у меня изжогу.

— А что вы собираетесь делать, ваша светлость?

— Ничего, — медленно произнес Тревис, подойдя к столику и наливая себе полный бокал. — Попросту ни-че-го. Сегодня в моем дворце очень много гвардейцев Моргана. Они все сделают за меня, и я не успею вмешаться.

Ланграль осторожно выпрямился, стараясь не сильно шевелить одним плечом и рукой. Все посторонние выражения исчезли с его лица, сменившись обычной холодной придворной вежливостью. Именно с таким лицом он всегда стоял сзади Тревиса на всех приемах, и его темные глубокие глаза равнодушно скользили поверх толпы.

— И что ты так смотришь? — неожиданно закричал Тревис, взмахнув руками. — Ты что, не понимаешь, на чем держится моя репутация противника режима и защитника истинных ценностей? Да стоит мне хоть на секунду наступить ногой на истинные интересы Моргана, и он меня уничтожит как букашку! Был Тревис — и никто даже не вспомнит на следующий день, где он был! Где сейчас отец этой девочки? И кого это волнует?

Он одним глотком выпил полбокала и радраженно отставил его в сторону.

— Пока я нужен Моргану, чтобы создать видимость какой-то свободы. К тому же на мои речи, как на огонь слетаются все глупые мотыльки, не понимающие, что сейчас лучше спрятать крылышки. Ты сам, Ланграль, такой же. Зачем ты тогда на приеме спросил Моргана про то, что случилось с Тенгри? Ты всерьез считаешь, что это ночное нападение связано с твоими валленскими делами? Да ему плевать на валленцев, пусть делают, что хотят. И на мои крики о свободе и правах дворянства ему в принципе наплевать. Есть одно правило — никогда не трогай личные интересы Моргана, и все в твоей жизни будет относительно хорошо.

— В самом деле?

— Я уже довольно старый человек, Бенджамен. И я неплохо разбираюсь в чувствах и интересах других. Наверно, это и позволило мне выжить. Помяни мое слово, в этой девочке тоже личный интерес Моргана. Так же, как и в виноградниках Тенгри. Хотя она интересует его по другой причине, нежели виноград.

Именно потому, что я старый человек, — продолжал Тревис, устало отворачиваясь и глядя на огонь, — я хочу жить спокойно. Ты осуждаешь меня, Бенджамен?

— Нет, ваша светлость, — спокойно сказал Ланграль. — Это естественно для человеческой природы.