Вера Семенова - Проклятие Вальгелля. Хроники времен Основания

На одной из полян лучи не двигались, образуя некое подобие клубка, из чего Гвендолен сделала разумное заключение, что там определенно находятся предводители похода. Ей очень хотелось оказаться максимально далеко, или на худой конец прямо сейчас с силой взмахнуть крыльями так, что ночная роса полетит с деревьев, поймать ветер и через несколько мгновений уже мчаться в сторону Круахана. Гвендолен Антарей не была всесильной, и плащ Великого Магистра не прибавил ей никаких особых талантов, только речь сделал более надменной. Но он не отнял у нее страха — ни перед арбалетной стрелой, ни перед камнем из пращи. Среди людей на площади или перед строем противников, глядящих на нее во все глаза, она не могла не дерзить и насмешливо ухмыляться — в этом была ее суть. Но наедине с собой, в темноте, где шелестели деревья и внизу сосредоточенно передвигались воины Провидения, Гвендолен чувствовала, как ее начинает выворачивать от страха. Она отвела руку как можно дальше и с силой стукнула по собственной скуле, надеясь, что прием поможет. Или по крайней мере, ее обнаружат, и тогда она от безысходности невольно вернется к язвительному образу рыжего отродья.

— Беспокойная сегодня ночь, собрат Энгинн, — заметил внизу надтреснутый голос. — Но, благодарение Провидению, достаточно темная.

— Когда речь идет о том, чтобы покарать отступников, — холодно отозвался второй голос, к сожалению, давно знакомый, — для меня не являются помехой ни свет, ни тьма.

— Отлично сказано, беспощадный собрат мой. Я вижу, вы не напрасно стали главой Искореняющей ветви.

— У меня давние счеты, что к Гнеллю, что к его любимчику Баллантайну. Я не скрываю этого и рад, что именно они затеяли измену. Иначе пришлось бы придумывать повод.

— Мой драгоценный собрат, — певуче заговорил третий, — не хотите же вы сказать, что Искореняющая ветвь способна покарать своих собратьев по придуманному навету?

— Все носители силы Провидения должны быть открыты друг другу и вершить свои дела в согласии, — ледяной тон Энгинна не изменился. — Если кто-то из собратьев вызывает у другого подозрения и недовольство вместо приязни и дружеских чувств — для Искореняющей ветви это достаточное доказательство.

— Вы хотите сказать, собрат Энгинн, если кто-то вызывает неприязнь лично у вас, не так ли?

— Не беспокойтесь, собрат Эрегур, — Энгинн на мгновение приподнял фонарь, освещая поляну и неподвижно стоящих по ее краям воинов. — к вам я отношусь с исключительной симпатией и расположением. Надеюсь, вы платите мне взаимностью.

— Разумеется. Учитывая, что за несколько месяцев вы собрали у себя самых сильных и умелых воинов.

— Не только самых сильных и умелых. В первую очередь, отметьте, превосходно бьющих из пращи в близкую и дальнюю цель и умеющих сражаться мечом с противником, нападающим сверху.

— Вы незаурядный стратег, мой прозорливый собрат, но не кажется ли вам чрезмерным подобная увлеченность некоторыми деталями… — обладатель надтреснутого голоса не успел договорить.

— Нет, не кажется, мой недалекий собрат Онкер! Я бы не заводил об этом речи на вашем месте, ведь именно воины Защищающей ветви упустили их тогда, на Привратной площади! Сейчас у нас в руках уже могла быть их тайная сила! И если я тренирую своих воинов для боя с крылатыми, — Энгинн сморщился от отвращения и вытер губы тыльной стороной ладони. — то во многом из-за того. что вас и ваших воинов посадили в лужу, самоуверенный собрат наш!

— Я преклоняюсь перед вашими талантами, но… в самом ли деле этот Орден Чаши обладает какой-то силой? — вновь вступил в разговор Эрегур. — Я бы поставил это под сомнение, ведь если бы они были наделены сверхъестественными способностями, пусть даже не самыми значительными, они бы давно властвовали на всем Внутреннем океане.

— Я уверен, — бросил Энгинн, и на поляне наступила полная тишина. — Я прекрасно знаю Эбера ре Баллантайна. Он всегда доводит до конца все, за что берется. Он уплыл искать тайную силу — можете не сомневаться, что он ее нашел. Поэтому мои воины прекрасно выучили главный приказ — двоих взять живыми. Баллантайна и его… рыжую тварь. Не думаю, что я буду долго с ними возиться. По очереди — может быть, а когда они вместе…

— А почему, когда они вместе, недолго? — с наивным любопытством спросил Эрегур.

— Потому что каждый выложит все, что знает, пять минут посмотрев на то, что я делаю с другим. Вот увидите. Заодно и сравним их откровения.

— Не совсем понимаю, но видимо, вам открыто что-то недоступное мне. Это еще более усиливает мое безграничное восхищение. Чего же мы медлим?

— Разведчики передают, — Энгинн потянулся, и на траве закачались тени, — что еще не все отправились спать — в нескольких окнах горит свет. Подождем, пока все уснут, так будет…

Конца фразы Гвендолен не слышала. Она метнулась обратно, моля Эштарру об одном — чтобы ее богиня не вздумала случайно выглянуть на небо. потому что тогда она точно увидит бесславный конец своего непутевого творения. Вторая мысль, которая билась в голове — это благословение Ниабель и Ойсину, которые, несомненно, не гасили свечи при своих занятиях любовью. Впрочем, Гнеллю с его тягой к полноночным совещаниям тоже. Но все равно ей казалось, что она не успеет. Она быстро сбила дыхание, когда неслась вперед, словно пытаясь разорвать воздух своим телом. В ушах зашумело, и перед глазами закачалась темно-красная пелена, мешающая видеть что-либо, поэтому Гвендолен с силой въехала плечом в первые попавшиеся ставни и некоторое время безуспешно колотилась в них, пытаясь сорвать засов. Она отбила ладони. сломала каблук и наградила себя длинной ярко-красной царапиной на лбу, когда наконец ввалилась в комнату вместе с повисшей на одной петле и сломанной пополам ставней.

По счастью, это была не комната Ниабель. Хотя эрлесса, застигнутая среди смятых простынь. отнеслась бы к вторжению Гвендолен более снисходительно, чем вскочивший на ноги Фредерик Гнелль. Он гневно сощурился, до конца не узнавая в покатившемся по полу рыжем существе с торчащими во все стороны волосами и перьями, которые пребывали в одинаковом беспорядке, бледную и надменную Гвендолен, Великого Магистра Ордена Чаши, в неизменном плаще, завязанном у горла и спадающем до пят.

— Как посмели… Что это за…Эй, сюда кто-нибудь! Быстрее!

Гвендолен привела руки, ноги и крылья в некоторое соответствие относительно друг друга и посмотрела вокруг более осмысленно, хоть и продолжая сидеть на полу. На нее смотрели пять пар глаз, большей частью с непримиримостью ("рождаются же такие") и презрением ("вот приходится теперь ее терпеть"), но один взгляд она могла с легкостью представить, даже отвернувшись, и дорисовать мысленно все, от удивительного, как ей казалось, разреза, когда уголки опущены вниз и придают глазам заведомую печаль, до родинки рядом с бровью и тонких морщин на веках. Под этим взглядом она быстро собралась, обхватив руками колени и стараясь ровно дышать, чтобы говорить не захлебываясь.