Михаил Гуськов - Дочка людоеда или приключения Недобежкина

– Останьтесь, Люба! – нежно попросил аспирант. – Не уходите, девушки, здесь много медсестер понадобится, делать кое-кому примочки, всем, кто не уважает жителей столицы.

Недобежкин уважал наш отечественный флот, и военно-морской, и торговый. Но, согласитесь, товарищи моряки, если у вас вокруг пояса завязан хрнсогоновский кнут и вас не пускают к любимой девушке, да еще называют „глистом", вы не потерпите такого отношения.

– Ах, ты, языкатая тварюга! – Моряк, стиснув зубы, даже отступив от ярости, бросился на москвича, но в полу метре от него наткнулся на его прямой удар открытой ладо нью н рухнул на колени. Несколько моряков из толпы сразу бросились на Недобежкнна и осеклись под его взглядом, слов но наскочив на невидимую преграду.

Люба истошно завизжала. На секунду водворилась тишина.

– Не визжите, Люба! Моряк выступил соло, а теперь послушаем выступление всего хора.

Перед аспирантом возник чернявый верзила.

– Вася, я не понял, Вася?! – Глаза у чернявого великана полезли из орбит. – Он шутит или издевается? – Чернявый не верил своим ушам, что долговязый москвич готов вступить в конфликт со всеми, кто приехал из далекого Владивостока, чтобы поддержать свою богиню, перед которой они благого вели, не смели даже мечтать коснуться ее платья, за высшее счастье почитали преподнести ей цветы и, как величайшую награду, поцеловать ее пальчик, а этот сопляк, который и море-то, может быть, видевший только на картинке, бросил им вызов. Потасовка могла кончиться ужасно, но за миг до того, как лавина всеобщей ярости готова была сорваться на Недобежкина, между ним и гигантом появился седой джентльмен в шикарном иностранном костюме, тот самый, что час назад подмигнул двум своим подручным с тем, чтобы они проучили Недобежкина.

– Молодой человек, – он необыкновенно красиво по ставленным командно-административным басом с укоризной обратился к аспиранту, – я прошу извинения, что вас назвали неуважительно в этом храме искусств. Никому не делает че сти кичиться споими преимуществами или унижаться завис тью. Скандал перед дверями, я льщу себя надеждой, не толь ко нашей, но н вашей любимицы в такой день, когда ра дость победы омрачена этим ужасным инцидентом с беше ным псом! – седой не договорил. – Не будем только усу гублять переживания нашей дорогой Эллочки. Мы должны дать ей отдохнуть перед завтрашними соревнованиями, а все споры отложим до завтрашнего вечера. И тогда, я уверен, она и завтра, несмотря на душевное потрясение, сможет выступить так же блестяще, как сегодня, а пока устроим ей триумфальный выход – проводим дорогую победительницу Элеонору к автомобилю, который ей предоставило союзное министерство рыбной промышленности. Постараемся быть джентльменами. Вынос на руках запрещен, она не спортсмен, она – артистка, она – женщина. Будем джентльменами! Устроим ей овацию!

Ах, как же умеют говорить седые представительные мужчины в дорогих иностранных костюмах. Никто их не прерывает, не хватает за локти, не останавливает на полуслове, не задерживает в дверях. Везде их слушают, всюду их пропускают. И каким же невидимым кнутом опоясала их судьба при рождении, что они имеют над людьми такую власть?

Двери в гримерной отворились, и появился авангард самых приближенных к Завидчей лиц, сама Завидчая шла под руку с Артуром, и замыкал шествие арьергард доверенных поклонников пары номер тринадцать. Все они несли охапки цветов и подарки. Кто-то подарил Завидчей даже цветной телевизор, который тащили упакованным в огромную коробку двое специально нанятых рабочих сцены.

Недобежкин, поставив на ноги своего верного клеврета, наблюдал процессию. Завидчая гордо улыбалась. На лице ее не было убитого выражения. Как все по-настоящему красивые люди, это была девушка с очень устойчивой психикой. Она кивала то одному, то другому поклоннику. Матросу, которого Недобежкин сбил с ног и который уже успел полностью прий-. ти в себя, она воткнула в петлицу орхидею, другим дарила по одному или несколько цветов из своих букетов, кому-то протягивала руку для поцелуя. Седому блондинка подставила щеку, и он, поцеловав, сунул красавице в руку какую-то коробочку. Недобежкин чувствовал, что седой не даст ему попасть в окружение Завидчей. Элеонора, поравнявшись с аспирантом, гордо вскинула брови:

– Где появляетесь вы, меня преследуют неудачи.

– Неправда! Вы же стали победительницей!

Элеонора протянула ему руку. Если бы Недобежкин поцеловал только эту руку, то на нем, как на ее будущем любовнике, был бы поставлен крест. Поэтому Аркадий не сделал этого, вместо этого он обнял Элеонору за талию и поцеловал девушку в губы. В толпе раздался вздох изумления не только от наглости долговязого, но и оттого, что от их объятий словно молния пробежала по всем присутствующим. Элеонора вдруг залилась краской и смутилась, чего от нее никак невозможно было ожидать после того, как все видели ту невозмутимость, с которой держалась танцорка, когда пес содрал с нее платье. Вырвавшись из рук москвича, она побежала к выходу, туда, где победительницу ждал правительственный автомобиль. Артур с перекошенной от злобы физиономией поспешил вслед за партнершей.

Поведение Недобежкина не привело к новой драке, так как все устали от эмоций, переполнявших публику в этот вечер. Но каждый сделал для себя вывод, откладывая решение до завтрашнего дня. Завтра вечером сумасшедшего молодого человека должна была ждать страшная кара, если только он посмеет сунуть нос на конкурс, – так решили моряки Тихоокеанского флота.

Бросив шелковое платье Завидчей под одной из лестниц, бульдог поскорее треснулся мордой об стенку, и на этот раз превратился в маленького кривоногого англичанина с зонтиком и в котелке, приобретя лицо с огромным ртом и ослепительно белыми зубами. Толпа преследователей пыталась было разузнать у иностранца, куда подевался пес, но тот твердил только „Но" и „Уев", так что пришлось оставить его в покое. Кто-то выволок из-под лестницы платье, а „англичанин" чинно по лестнице выбрался на крышу спорткомплекса.

Там он сделал несколько попыток удариться лицом о брандмауэр.

– Ну, давай, Джон! Не малодушничай! Приложись посильнее, Джон, и ты снова пес, иначе тебе не успеть домой раньше хозяина, – по-английски упрашивал себя коротышка.

Англичанин прошелся туда-сюда по бордюру возле купола, собираясь с духом.

Прячась за стеной вентиляционной камеры, за его манипуляциями украдкой наблюдала некая пожилая женщина, в которой из-за плохого освещения трудно было узнать контролера билетов Агафью, тем не менее это оказалась она. Рука ее комкала сеть.

Наконец англичанин собрался с духом, присел на корточки и лицом ударился о кирпичный парапет крыши. В тот же миг, как только он превратился в пса, Агафья с криком торжества бросилась к нему из своего укрытия, накидывая на него сеть.