Виталий Сертаков - Коготь берсерка

— Мы видели, Даг!

— Я тоже видел. Они нападают только со спины.

— Что нам сделать с ними, Даг? Отрежем яйца?

— Точно! Холостить этих уродов! Чтобы больше не бросались вшестером на одного!

Хлив почувствовал, что вот-вот обделается от страха. На полянку откуда ни возьмись вышли Аки и драчун Длинный Заяц, и Сигурд Северянин, а с ними… с ними были парни из хирда Ивара Вырву Глаз. И никто не собирался помогать близнецам.

— Теперь слушайте меня, — важно сказал Северянин. — У вашего Ивара больше нет хирда. Можете дальше служить ему, но тогда вам конец. Мы будем бить вас везде. Вас обоих. Проваливайте, лягушата!

Близнецы сопели, прижав к языкам топорики, переминались с ноги на ногу, но не двигались с места. Даг кивнул Сигурду.

— Вы можете пойти с нами, — разрешил Сигурд. — Тогда мы разморозим ваши языки. Но вы при всех принесете клятву верности настоящему херсиру. Клятву положено соблюдать, пока вы живете на ферме. В пути все отменяется. Это настоящий хирд, и Даг — настоящий херсир. Не такой, как Ивар. Мы будем сражаться друг за друга, как викинги из Йомса. Все, как братья… Ну что, идете с нами?

Дважды повторять Сигурду не пришлось.

За три дня Ивар Вырву Глаз лишился семерых преданных парней.

Кузнецы едва успели разогреть горн для новой партии руды, как во дворе раздался стук копыт. Свейн Волчья Пасть явился мрачнее самой черной тучи. С ним были четверо верных лютых, Олаву это сразу не понравилось. Обычно, чтобы проскакать пару миль, родной брат Хильды обходился без охраны.

Свейн поступил, как положено родичу и другу. Обнялся с сестрой, принес малую жертву ванам, охраняющим семейный покой, принял угощение и лишь затем, не спеша, отправился на встречу с Олавом. С сестрой он говорить не стал, но Хильда, чуя неладное, направилась за ним в кузницу.

— Сестра, оставь нас.

— Это мой дом. Я буду там, где хочу.

На скулах херсира заиграли желваки. Олав молча ждал, скрестив на груди мощные ручищи. Сверкер ворочал в огне заготовки, трелли раздували меха. Подручные Свейна дипломатично рассматривали косы и плуги во дворе.

— Что случилось, брат мой?

Свейн вздохнул, взял себя в руки. Олав чувствовал, как тому непросто. Человеку, привыкшему повелевать дружиной и ни перед кем не склонявшему голову, трудно давались просительные интонации.

— Олав, ко мне обращаются многие люди. Многим людям не нравится, как поступает твой сын.

— Мой сын что-то украл или поступил бесчестно?

— Уффф… нет. Он всегда поступает честно. Олав, это ведь немного и мой сын. Не забывай, это я его нашел в море, да. Посмотри, у меня стали седые волосы. У Хильды выросли седые волосы, так много лет прошло.

— Я понимаю, Свейн. Ты всегда относился к нему, как к сыну.

— Ты знаешь, Олав, я женился… Боги пока не дали мне детей. Но я всем говорил — пусть мой сын будет таким, как твой Даг.

— Да, Свейн. Ты говорил так. Твоя сестра гордится тобой.

— Послушай, Северянин… После праздника жертвы я уеду в Хедебю. Вернусь к месяцу Сева. Тогда я спущу кнорры и отправлюсь далеко. Меня не будет все лето и всю осень. Если бы твоему Дагу исполнилось тринадцать лет, я пришел бы к тебе и сказал: Олав, не хочешь ли отдать Дага в мой торговый фелаг? Твой родич Горм как следует научил его, я могу сделать твоего сына кормчим, а со временем он станет лютым и сам поведет дренгов… так бы я сказал, Олав.

— Это щедрые слова, — с волнением произнес кузнец. — Я буду счастлив, если мой сын вступит в твою Дружину.

Свейн откашлялся, походил туда-обратно, дергая шеей, словно ему что-то мешало говорить.

— Но я не стану так говорить, Олав. Я скажу другие слова, а ты пойми меня. Я хочу остаться тебе родичем, и другом, и братом твоей жене. Я скажу так, Олав. Ты хотел взять сына на праздник Девяти жертв, так увези его отсюда. Если жрецы возьмут его в учебу, пусть будет так, да.

— А если я передумал? — исподлобья глянул кузнец. — Если я хочу оставить его в усадьбе?

Хильда вздрогнула. Мужчины стояли друг напротив друга, оба высокие, крепкие и злые. Ее муж: и брат скрипели зубами, когда им что-то было не по нраву.

— Твой сын побил многих мальчишек, это сыновья моих данников.

— Мальчики должны бороться, это хорошо.

— Это хорошо, Олав, да. Плохо, когда мальчики боятся выходить из дома. Плохо, когда мальчики не разбирают между игрой и настоящей дракой. Плохо, когда забывают, что есть только один херсир и один хозяин!

— Как мог мой сын избить тех, кто старше его? Дагу еще нет девяти лет.

— Тебе хорошо известно, как он дерется. Старина Горм говорит, что никто так не умеет биться на двух мечах сразу. Он дерется так, словно хочет убить. Его боятся.

— Свейн… когда моего сына избили, я не бегал к тебе за помощью. Даг лежал шесть дней, но не признался, кто его бил и как его обзывали. Что я должен теперь сказать ему? «Даг, проси прощения у тех, кто тебя топтал ногами! Даг, пусть все смеются над кланом Северян, пусть все называют нас трусами!»… Так я должен сказать, Свейн?

Свейн скрипнул зубами.

— Олав, ты знаешь, что случилось на Бобровом Острове?

— Да. Мальчики там строят военный лагерь. Они играют в готов, Свейн. Старина Горм рассказал им, как готы вышли из нашей страны и завоевали мир. Мальчики всегда хотят воевать.

— И твой Даг там верховодит.

— Возможно… И что с того?

— Олав, они не строят. Они уже построили. Как раз там, где проходит пастушья тропа между нашими владениями. И там же дорога к водопою, которую прорубил отец Халльварда Жаворонка. Мальчишки построили шалаши, натаскали дров. Они строят вал вокруг лагеря. Но они не просто строят вал. Они стали брать плату с тех, кто ходит к ручью. Прежде они шутили, они брали плату только с детей. Вчера они заставили заплатить моих треллей.

— И чем же те заплатили?

— Они отдали твоему сыну двух зайцев.

— Двух зайцев! — расхохотался Олав. — И ты явился сюда, напугал свою сестру из-за двух зайцев?! Ведь это игра!

— Позволь, я тоже скажу, — вступил в разговор Сверкер Северянин. — Свейн, ты спас мне жизнь на хольмганге. Я люблю тебя и всегда буду драться за тебя. Однако ты вызвал тогда на бой Рагнара, потому что ты опытный и сильный воин. Малыш Даг тоже спас меня. Он кинулся на взрослого врага, хотя его могли убить одним щелчком. Он спас мне жизнь, Свейн. Не надо говорить о нем дурное.

— Я расскажу вам, как было, — глухо заговорил херсир. — Мне сказали, что мальчишками в моей усадьбе верховодит Ивар. Мне некогда разбираться с детьми, не то я сам надрал бы Ивару уши. Его папаша должен мне столько, что не расплатится всю жизнь. Он пьет, как дырявая бочка, но прежде он честно служил моему отцу. Когда-то он был хорошим воином… Он пришел ко мне и сказал, что парни из усадьбы Северянина избили одного, потом другого мальчика, потом еще троих. Твой кривич вырезал для детей малую статую Отца Павших. Они построили святилище. Мои трелли проверяли силки. Они возвращались домой, но мальчики заставили их отдать двух зайцев для жертвы. Это не плохо. Но твой Даг приказал, чтобы к нему в лагерь приводили мальчишек. Он всех заставлял клясться на крови в верности. Так вышло, что Ивара больше никто не слушается. Он ходит и всем жалуется, что с ним поступили бесчестно.