Лина Тимофеева - Ожерелье Онэли

Хельви слушал историю, рассказываемую Айнидейлом, и, хотя многие вопросы рвались с его языка, решил не прибегать к унизительному в его положении знаковому или письменному способу — он дал себе слово замкнуться в своей немоте и прослыть скорее угрюмым гордецом, чем немым, потому что, как и многие жители королевства, считал немоту уродством. Айнидейл, казалось, был несколько удивлен, что его любознательный воспитанник не задает вопросов. Он медленно встал со стула и начал прощаться. Бедный старик, он был искренне тронут судьбой принца, но Правила Мудрых вот уже триста лет сохраняли мир в королевстве, как же можно усомниться в них даже ради какой-то привязанности!

Прощание вышло каким-то скомканным и быстрым. Айнидейл, почти не скрывая слез, пробормотал что-то вроде «будь осторожен… береги себя», Хельви спокойно смотрел на него снизу вверх, потому что первый раз в жизни так и не встал в присутствии Учителя. Только когда Айнидейл, сгорбившись, вышел из комнаты, он упал на кровать и, не в силах больше сдерживать себя, громко разрыдался в шелковые подушки.

Когда слез больше не осталось и он лишь, беззвучно всхлипывал, ужасно презирая себя, тихий шорох около двери и легкий стук, который немедленно же прекратился, заставил его замереть и поднять заплаканное лицо. Солнце уже село, в комнате было довольно темно. Хельви, который не любил темноты, спустился с кровати и осторожно, на ощупь подошел к столу и выжег огонь маленьким огнивом, лежащим подле большого светильника. Комната неровно осветилась дрожащим пламенем. Хельви взял светильник в руки и подошел к двери. На темном гладком полу лежал серый, сложенный вдвое листок бумаги. Мальчик поднял и развернул таинственное письмо, при этом руки его снова затряслись. На серой неровной бумаге было написано всего несколько слов: «Принц станет королем! Сегодня ночью, в пути. Друзья».

Небольшой конный отряд выехал из крепости Нонг около полуночи. Мороз стоял крепкий. Холодный ветер лицо не щипал, а словно бил изо всей силы. Лошади мчались по Королевскому тракту по направлению к темнеющему вдалеке лесу. Хельви попытался рассмотреть своих спутников, но их лица были закрыты капюшонами. Единственное, что бросалось в глаза: всадники были одеты в толстые кольчуги и хорошо вооружены, у всех были мечи, а под широкими складками плащей иногда выступало что-то, напоминавшее большой боевой арбалет. Как будто на охоту собрались! И Хельви снова потрогал, надежно ли приторочены ножны справа. Ножны были на месте, меч — тоже.

Ну что ж, меч при нем, позади — корона, впереди — мертвая крепость Шоллвет. Но он еще вернется. Обязательно вернется когда-нибудь и возьмет то, что принадлежит ему по праву. Он не желает зла брату, но Мудрые… О, они заплатят ему! Додумав эту мысль, Хельви почувствовал, что слезы опять наворачиваются на глаза. Прав Айнидейл: за что желает отомстить он Мудрым, когда они не властны над судьбой. Это судьба распорядилась так, что у Готара родились близнецы, два мальчика, голубоглазые и темноволосые, похожие, как две капли воды. Могли ли Мудрые предвидеть это?

Ответа на этот вопрос он не знал. Наверное, об этом мог бы рассказать Айнидейл, но наставник был далеко. Вспомнив об их последней беседе, Хельви подумал о странной записке, найденной под дверью. Кем могли быть эти «друзья»? У него не было друзей среди придворных, потому что этикет запрещал принцам разговаривать с курьерами, изредка приезжающими из Ойгена в Приозерье, а больше никого из городских вельмож Хельв и Омас не видели. Они общались с Айнидейлом, с другими наставниками, друг с другом. Хельви подумал об Оме: он ведь сейчас, наверное, очень-очень одинок, никого вокруг не знает, Айнидейл уехал, Хельв тоже. Сидит где-нибудь в углу и плачет. У Хельви от жалости защемило сердце.

Прав Айнидейл, хотя он… и предал его! Прав, потому что одно неправильное движение, жест, взгляд, принц Хельви, и все это королевство снова запылает огнем войны. Может быть, это новый знак судьбы? Ведь сейчас от него зависит гораздо больше, чем от Оме, которого завтра провозгласят королем. Может быть, Мудрые внимательно следят сейчас за ним — что-то ты сделаешь, принц, за кем пойдешь? Уж не они ли и подкинули письмо? Но тогда они ошиблись в нем! Он не берет назад своего слова вернуться — он вернется, но крови не прольет, потому что он король, берущий то, что принадлежит ему, а не разбойник и не вор!

В этот момент они въехали в лес. Королевский лес не казался более столь безопасным и спокойным, как днем. Бесконечные тени ползли по холодному насту, в чаще что-то шуршало и шумело. Всадники свернули на узкую, едва видную в темноте тропинку. Быстрая езда не утомляла Хельви, он привык проводить целые дни в седле, путешествуя вокруг Зеркального озера, то есть, конечно, не вокруг — ни один человек не может преодолеть Черные горы на западе, выходящие из озера, поэтому эту часть пути, впрочем очень живописную, приходится преодолевать на ладьях.

Скачка длилась уже несколько часов, когда лес по сторонам стал редеть, и отряд выехал на широкую, длинную просеку. Кони пошли шагом. Ели и сосны давно сменились какими-то высокими заснеженными деревьями с зеленоватыми стволами, но сейчас и они кончились, маленькие уродливые деревца с кривыми стволами иногда выглядывали из-под снега. Хельви ужасно хотелось задать вопрос, он закусил губу и вертел головой. То ли поняв его нетерпение, то ли просто чтобы прервать каменное молчание, один из всадников повернулся к нему и сказал, натягивая узду:

— Лунная просека, принц.

Хельви так и подпрыгнул в седле. Вот это да! Та самая просека, на которой встретились в первый раз войска короля Хамеля и Халлена Темного! Хельви зажмурил глаза: багровый душный закат застыл в небе, первые пугливые летние звезды зажглись над Лунной просекой, отделявшей спящий Тихий лес от Королевских рощ, когда из чащи леса начали выезжать по двое воины в блестящих доспехах. Их вели двое всадников в черном: страшны были их лица, изуродованные белыми старыми шрамами, но еще страшнее была молва, бежавшая впереди них! Это были Оэртэль Убийца, правая рука самого Халлена Темного, бывший командир гарнизона Шоллвет, ставший по одному мановению руки Темного самозванца герцогом Шоллветским, наместником всего Пограничья, и Пес Хассе, верный раб Халлена с отрезанными ушами, чья жестокость, как ни старались люди забыть ужасы Войн, вошла в пословицу «жесток, как Хассе». Так стояли эти двое посреди просеки, во главе своего войска, презрительно и хмуро улыбаясь пышно одетым королевским послам, подъезжающим с белыми флагами…

Хельви открыл глаза. Мимо него, взвизгнув, пролетела стрела, и один из всадников в плаще рухнул на землю. Кто-то выхватил арбалет, но Тихий лес надежно скрывал нападавших, а кони и люди на белом снегу просеки были хорошей мишенью. Бжжи — и еще один из свиты Хельви упал в снег. Люди что-то кричали, лошади бились. Наконец несколько человек сами спрыгнули в сугроб, зарядив арбалеты. Хельв, на глазах у которого впервые были убиты люди, прижался к шее коня, но ни одна стрела не коснулась его. К нему подскакал тот самый всадник, который пару минут назад сказал ему название просеки. Он был без капюшона, жесткая кожаная повязка на голове не спасла его от стрелы, рассекшей левый висок, в руке был зажат бесполезный меч. В тусклом предутреннем свете Хельви узнал барона Рошевиа, который встречал их на Королевском тракте вчера утром, очень бледного и, казалось, испуганного.