Тереза Эджертон - Ожерелье королевы

Промозглым осенним утром 6509 года совершенно неприметная повозка, резко подскакивая на ухабах, проехала по грязным улочкам большого северного города и остановилась на унылой маленькой площади. Дверь распахнулась, и две женщины — их платья, шляпы, плащи и перчатки были также неприметных цветов, они явно стремились не привлекать к себе внимания — ступили на скользкую булыжную мостовую. Та, что была повыше ростом, уронила несколько блестящих монеток в раскрытую ладонь извозчика, сидевшего на козлах.

— Жди здесь.

У нее был низкий и сильный голос; судя по интонациям, она привыкла командовать. Тонкая черная вуаль, наброшенная поверх широкополой шляпы, скрывала ее лицо и плечи, но не могла скрыть ни благородной осанки, ни грациозных движений. Под подолом скромного платья шуршали шелковые нижние юбки.

Когда кучер запротестовал, что, мол, негоже лошадям простаивать, она жестом прервала его.

— У нас неотложное дело, и, возможно, нам понадобится срочно уехать отсюда.

Резко повернувшись на каблуках, она пошла вдоль ближайшей улочки, пробираясь через небольшую толпу каких-то подозрительных типов, разгружавших телегу с буковыми бочонками. Ее спутница следовала за ней по пятам, нервно оглядываясь по сторонам.

Густой маслянистый туман за ночь опустился на город, и трудно было разобрать написанные от руки объявления в окнах местных лавок. Но когда спутницы миновали покосившийся дорожный столб, та, что поменьше, воскликнула:

— Вал… Но это не та улица! Я так и знала, что здесь какая-то ошибка!

— Тише, Софи. Отсюда еще четверть мили. Если потом возникнут осложнения, то чем меньше кучер будет знать, тем лучше.

Софи зашагала шире, чтобы не отставать.

— Но это же такое захолустье! Неужели кто-нибудь, пусть даже Химена, может оставить ребенка в таком месте?

— Пришлось, ведь у нее не оставалось выбора. Химену загнали в угол, и у нее не было другой возможности сохранить ребенку жизнь.

Улица становилась все уже и уже. И в конце концов превратилась в тесный грязный проулок. Вал исчезла в мутной мгле где-то впереди. Софи показалось, что она услышала позади чьи-то шаги — медленные тяжелые шаги крупного мужчины. Она ощутила приступ панического страха.

Потом в лицо ей ударил порыв легкого ветра, прохладного и свежего, туман рассеялся. Дорога пошла вниз, и проулок вывел их на просторную серую пустошь, где не было ничего, кроме неба, грязи, воды и бесконечной путаницы запруд и мостиков, навесных и наплавных, соединявших бесчисленные ветхие домишки на сваях — целый город, построенный из глины, ила, палок, всевозможных обломков и всяческого мусора, принесенного рекой. Они достигли широкого западного низовья реки Скар, где во время половодья вода часто выходила из берегов.

Женщины спустились по прогнившим деревянным ступенькам и поспешно зашагали по запрудам и мостикам.

Эти развалюхи были тем не менее двух-, а то и трехэтажными; на первых этажах ютились премерзкие лавчонки. Там размещались пивнушки и опиумные притоны, питейные заведения, рекламирующие свой товар коряво нацарапанными вывесками: «За пенни — пьян, за пару — в стельку». Попадались замурзанные харчевни, откуда несло кальмарами и маринованными водорослями. Здесь догнивали остовы самых разных суденышек, а небольшие баржи и рыбачьи лодки, увязшие в иле еще в незапамятные времена, теперь превратились в убогие жилища. Из некоторых труб лениво поднимался дым, но в основном внутри было темно и холодно.

Глазея вокруг с удивлением и отвращением, Софи сделала заключение, которое ее саму потрясло:

— Да это же Город Гоблинов!

— Да, — тихо ответила Вал, пока они переходили по дощатому узкому мостику с одной дамбы на другую, — это Город Гоблинов. Место для города — хуже не придумаешь, зато на сухом месте эти лачуги, случись пожар, превратились бы для своих обитателей в огненные ловушки. А здесь даже самые сухие дрова загораются с трудом, так что эти создания чувствуют себя в безопасности.

Софи посмотрела с моста вниз, где пузырилась мутная жижа.

— Но жить прямо над водой! Как же они могут?..

— До моря отсюда девяносто миль. Эта река, конечно, просто рассадник чумы и прочей заразы, — сказала Вал, — но для гоблинов она не опаснее, чем для людей.

Она неожиданно остановилась перед неопрятной постройкой из щепы и плавучего мусора. Грязное покосившееся окно почти вывалилось из сточенной червями деревянной рамы, на стене были беспорядочно прибиты несколько вывесок. «Лавка старьевщика. Бутылки, кости, ветошь», — гласила одна. «Старое платье. Замечательная одежда для джентльменов, леди, гоблинов и гоблинок. Почти даром», — подхватывала другая. Третья, тоже выгоревшая, но написанная более уверенным почерком, сообщала: «Покупаем и продаем старое железо, книги, диковинные и старинные вещи. Обращаться к хозяину лавки».

— Если я не ошибаюсь, это — здесь.

Ко входу спускались две ступеньки. Дверь громко заскрипела, когда Вал ее толкнула, и где-то в глубине глухо звякнул колокольчик.

Воздух внутри был такой спертый, что Софи закашлялась. По сторонам, куда ни взгляни, лежала пыль и царил полный беспорядок: неровные груды книг и бумаг, кучи изношенной одежды, темной от плесени, в беспорядке навалена сломанная мебель, горками составлены битая посуда, потускневшее серебро, древние чайники.

И повсюду бутылки и пузырьки — из-под лекарств, чернил, благовоний, пыльные винные бутылки, на дне которых сохранился засохший осадок, бутылки из зеленого и синего стекла, всех мыслимых форм и размеров, поблескивали в свете обшарпанного светильника, подвешенного к ржавой железной скобе.

Софи содрогнулась при виде осадка на дне бутылки. Однажды ей пришлось держать в дрожащих ладонях подобный сосуд — тонкую склянку, на дне которой лежала горсть серебристого пепла и клочок пергамента с неаккуратно нацарапанной ужасающей новостью: «Ваша принцесса-чародейка мертва. Оставьте опасный путь, которым вы следуете, пока вы всех нас не погубили».

— Химена погибла. Ее предали и убили наши соплеменники, — зашептала Вал на ухо Софии; та очнулась от страшных воспоминаний. — Нам остается только надеяться, что ей удалось каким-то образом сохранить жизнь ребенку.

В другом конце комнаты зашуршала бумага; судя по звуку, кто-то стремительно удалялся по невидимому проходу. Скелеты, разодетые в пышные лохмотья и подвешенные в ряд к балке в дальней части помещения, начали раскачиваться, как трупы на виселице. Затем с громким скрипом отворилась дверь в глубине комнаты и на свет вышла совершенно гротескная фигура. Софи тихо ахнула.

Это был старый, очень старый гоблин, принадлежавший к народу, представителей которого не часто увидишь, — к горбачам; долговязый, длиннорукий, длинноногий, из-за горба его шея была сильно согнута вперед. Он просто олицетворял собой гоблинскую респектабельность, хотя и сильно потрепанную: просторная, табачного цвета куртка, заношенные коричневые камзол и штаны, серые шерстяные чулки, но на башмаках — серебряные пряжки, а его мелко вьющиеся седые волосы завязаны на затылке черной атласной лентой — все это олицетворяло невероятное превосходство над соседями — скромными олухами и толстопятами.