Владимир Воронов - Отродье. Охота на Смерть

Арина ждала реакции Капитана: какой она будет? Он удивится или, быть может, извинится, что невероятно само по себе, или прогонит призрака, сказав что-нибудь вроде: "мы боремся с призраками, а не разводим их!". Но всё пошло не так как она ожидала. Капитан серьёзно посмотрел на Камю, протянул ей руку, сдержанно кивнул:

— Добро пожаловать в команду, я так понимаю, ты непрочь остаться с нами?

Девочка расцвела:

— О, это было бы восхитительно! Судя по всему у вас тут невероятно интересно, я с радостью останусь!

— Решено! Но пообещай не путаться под ногами!

"Если бы он не добавил последнюю фразу — это был бы не их Капитан" — подумала Арина.

— Ну-ну, вообще-то не забывайте, вы мне должны… — кокетливо подмигнула ему Камю.

— Твоя правда, — ко всеобщему удивлению согласился он, — Что ж, познакомились, а теперь нужно работать. Нам предстоит самое трудное!

Женщина кричала страшно. Если бы не место, в котором они находились, можно было подумать, что у неё случилось непоправимое горе. Женщина вкладывала в крик все силы, а потом лихорадочно, как в бреду стонала. Периодически она падала от измождения и ненадолго затихала, но тогда другие женщины начинали ворковать вокруг, чтобы она снова начала кричать. Пытка продолжалась уже тридцать минут. На несчастную невозможно было смотреть без содрогания: в глазах лопнуло несколько капилляров, лицо покраснело как после парилки, руки измяли белоснежную простынь. Трудно представить какую нечеловеческую боль она испытывала. Наверное, как боль от потери самого близкого человека. Это трудно представить, но на самом деле жуткими криками женщина звала в наш мир самого близкого человека.

Команда Капитана Прада вот уже десять часов дежурила в Роддоме N7.

Арина в миллионный раз зареклась никогда не рожать, когда сквозь стену в родильную палату заскочила Гита:

— Уф, как же я устала! У нас опять ничего, а у тебя?

— Пока не знаю… Сейчас посмотрим, думаю недолго осталось.

Роженица в очередной раз жутко закричала, в произвольной форме трёхэтажным матом разъяснив, что она думает про акушерок, предлагающих ей тужиться активнее.

Гита нахмурилась:

— А у нас последние две мамаши родили легко и быстро!

— Поздравляю, — огрызнулась Арина, — а мне везёт — четвёртые роды и все затяжные. Мамочки все как на подбор старородящие, так ещё и упорно отказываются от кесарева сечения, хотя вон та, — она показала на откровенно немолодую женщину на кушетке в углу, — могла бы давно отправиться в послеродовое отделение!

— А ты прям эксперт!

— Не забывай, я — врач, но по своей воле в роддом работать никогда бы не пошла! Не представляешь, как я скучаю по моим маленьким пациентам. Как они там без меня? Надеюсь, с новым врачом им повезло…

— Смотри, — перебила Гита, кажется, начинается!

Таинство и, правда, началось. Женщина снова закричала. Стало ясно, что сил у неё совсем не осталось, она кричала протяжно с каким-то отчаянием, подвыванием. Немолодой врач сделал небольшой разрез скальпелем, и головка ребёнка вышла прямо ему в ладонь. Мамаша задышала чаще — почувствовала, что осталось совсем чуть-чуть. Ещё одна схватка и вышли крошечные плечики. Седой врач был сосредоточен, он аккуратно провёл рукой, освобождая ручки младенца, и осторожно вытянул его наружу. Как и все новорожденные, ребёнок больше напоминал инопланетянина, чем человека — синий с заплывшими глазами, неестественно большой головой и крошечным телом. Врач ловко вынул изо рта малыша комок слизи, пережал пуповину и легонько шлёпнул по синей попке. Малыш молчал. Медперсонал заметно напрягся. Врач нежно, но настойчиво провёл рукой по телу младенца (своеобразный массаж) и снова хлопнул по попке. Новорождённый нехотя причмокнул губами и заверещал. Все вздохнули с облегчением. "У вас мальчик" — сообщил врач. Мамаша заплакала от счастья, принимая ребёнка к груди. Яркий свет пролился сквозь окно, хотя был уже закат и окна выходили на восточную сторону.

— Вот оно, — шепнула Гита, хотя их бы и так никто не услышал — в больнице не было медиумов.

— Пожалуйста, пусть это будет Великая мать, я не перенесу ещё одни роды! — взмолилась Арина.

Подруг обдала волна вселенского восторга! Всё вокруг наполнилось светом, ярким, но не ослепляющим, а тёплым, мягким, как руки мамы. Света становилось всё больше и больше — он заполнил собой всю родильную, где не осталось ни намёка на тень. Свет и счастье. Счастье и свет! Абсолютная гармония. Хотелось раствориться, слиться с этим совершенством, которое невозможно в мире живых. Девушки зажмурились, как котята, греясь в райских лучах, соприкоснувшихся в этот момент с землёй. Свет всё лился и лился, его потоки можно было даже услышать: они шелестели, окутывая новорождённого, провожая в это крошечное создание с небес на землю чистую душу. Наконец, как ударная волна при взрыве, во все стороны выплеснулся океан невозможной, беспричинной радости. Все клетки взорвались удовольствием.

Экстаз.

Волшебство завершилось.

Даже живые женщины, находящиеся в палате, почувствовали, что произошло нечто необыкновенное. У всех на ресницах дрожали слёзы. Гита и Арина обнялись, без причины, потому что вместе легче, приятнее встречать счастье. Вернулись ранние сумерки. Над телом малыша замер плотный туманный кокон — душа, предназначенная крошечному телу.

Как и в прошлые и позапрошлые роды девушки затаили дыхание, до последнего не веря, что произойдёт что-то ещё, но, как и в прошлые разы, выдержав долгую паузу, из-под кушетки роженицы показалась толстая лохматая лапа. Следом за край кушетки зацепилась ещё одна и ещё. В конце концов, на поверхность вынырнуло крупное белое тело.

Ткач жизни.

Арина успела немного привыкнуть к внешности ткачей, но каждый раз вздрагивала при их неожиданном появлении. Ткачи напоминали тарантулов, размером со среднего человека. Вообще-то они напоминали пауков условно, во всяком случае, она, которая на дух не переносила насекомых и неделю мучилась кошмарами, если видела в кино нашествие муравьёв и иже с ними, могла смотреть на них вполне спокойно. Ткачи были белыми, точнее совершенно белыми — седыми. Их тело покрывал густой чистый, нежный мех. Три длинные суставчатые лапы поддерживали тело, двигаясь осторожно, но чересчур медленно. Самая мерзкая часть пауков — головогрудь у Ткачей отсутствовала. Сразу после большого брюшка со странным символом на шерсти, напоминавшим букву "t", у них находился перешеек, к которому крепились ноги, заканчивающийся вполне человеческим торсом с лишней парой очень нежных рук с тонкими длинными пальцами, как у пианистов, шеей и головой. Что действительно давалось Арине с трудом, так это смотреть в лицо странных созданий. Оно походило на человеческое лишь овалом. На нём не было ни рта, ни носа, ни ушей, только короткий мех, как стрижка "полубокс" и два огромных сетчатых глаза, таких же эфемерно белых как всё тело.