Юлия Барановская - Мгла

— Пусть так. — Наконец, медленно кивнула она. — Но это не причина забывать о правилах приличия. Не говоря уже о том, что не пристало незамужней девице целыми днями пропадать в обществе мужчин с крайне сомнительной репутацией.

— Молодые графы поражают своей эрудицией и прекрасными манерами. — Отгоняя видение оглаживающего мою щеку лорда Светоча, сказала я, силясь защитить первых дорогих мне существ, в подлости которых меня не мог уверить и подслушанный разговор. Но мать была неумолима в своем неприятии и как никогда категорична в суждениях.

— Неужели? Все, что я видела ранее, равно как и их сегодняшнее пренебрежение к традициям принимающего их дома, прежде всего, говорит о дурном воспитании, как юных графов, так и вас, сударыни. Долг гостя быть благодарным принявшему его хозяину, пусть и благодарность эта заключается в небылицах, рассказываемых им. Но долг хозяина, следить, чтобы дань уважению не превращалась в повинность! Особенно, когда гостями являются столь неблагонадежные особы, как эти… юнцы.

Все это время молча наблюдавшая за её неподвижным отражением в исчерченном дождевыми потоками стекле я, вздрогнула.

Правила нашего времени показались бы стороннему наблюдателю дикими и не оправдано строгими. Жизнь женщины, от рождения и до самой кончины принадлежала мужчинам. Сперва отцу или опекуну, затем — семье мужа. У приличной женщины не могло быть ничего своего и, тем более, она не должна была идти против воли родителей и перечить им, высказывая суждения, отличные их. Однако слова отзывались тупой болью в сердце, заставив меня говорить, сделав неожиданно дерзкой:

— Но, матушка, — резко обернувшись, воскликнула я, сквозь пряди волос, давно рассыпавшихся по поникшим плечам, наблюдая за негодующей матерью. — Мы не делали ничего заслуживающего порицания. Графы сочли возможным развлечь нас беседой, не выходившей, однако за рамки приличий. Уверяю вас, маменька, за все часы, проведенные рядом с нами, графы не продемонстрировали ни одной заслуживающей порицания черты, способной оправдать ваши слова, недостойные истиной леди! — Проиграв собственному сердцу, воскликнула я, вспоминая глаза моих лордов.

Стоит признать, я боялась их. Боялась их тайн, почти так же сильно, как боялась того, что делали со мной такие похожие и одновременно одинаковые глаза, смотрящие на меня сейчас с неизменной нежностью и едва уловимым трепетом, как смотрят родители на единственное своё возлюбленное дитя. Каждое и самое неуловимое прикосновение заставляло застывать, в ожидании единожды испытанной боли, воспоминания о которой ещё хранило мое тело. И вместе с тем безумное сердце неизменно предавало свою хозяйку, едва ли не разрываясь от боли, стоило мне вспомнить, что предо мной враги, возможно первые настоящие враги за мою, слишком короткую жизнь. Но, сколько бы я отдала, за возможность прекратить борьбу сердца и долга.

Я не верила им, пришедшим, чтобы разрушить мою прежде такую размеренную жизнь, и… не могла представить, как буду дышать в день, когда за их спинами захлопнуться ворота замка и они уедут в новое невыносимо долгое путешествие, а я останусь здесь, среди тьмы холодных коридоров и неясных теней ночных кошмаров.

Мать закаменела, несколько мгновений пристально рассматривая дрожащую от переполняющих чувств меня, не сводящую с неё тяжелого взгляда затравленных глаз.

Я не знала зачем бросилась на их защиту, и что хотела доказать матери, знавший их куда лучше меня. Но в моей груди смешались страх и нежность, желание защитить и безумный страх потерять. И я, уже не таясь, смотрела в кажущиеся почти черными глаза той, что подарила мне мир, казалось, навек погубив приоткрытой тайной.

Несколько невыносимо долгих мгновения мы смотрели друг на друга. Она желающая огородить нас с сестрой от возможной опасности, и я, сама не до конца понимающая, что заставляет меня забыть и страх, и покорность, приличествующие благородной леди, но понимающая, что ещё несколько часов неизвестности и терзания разорвут моё сердце.

— И всё же, Эльвира, я настаиваю на том, чтобы впредь ты проявляла большую ответственность, надлежащую старшей сестре. — Наконец вымолвила мать, опустив голову, и развернувшись на каблуках, зашагала к двери.

— Матушка, — осознавая, что пройдет не больше мгновения и она уйдет, оставив меня наедине со всеми своими сомнениями и всё более невероятными предположениями, не выдержав, робко окликнула я, боясь ещё не заданного вопроса, едва ли не сильнее возможного ответа. — Матушка, скажите, зачем приехали лорд Светоч и лорд Зак?

На миг мне показалось, что та посчитает излишним ответить на мой вопрос, но уже в следующий миг мать застыла в дверях.

— Графы? — Помолчав, переспросила она, будто не о них мы разговаривали несколькими секундами ранее. И вздохнула, не дождавшись моего ответа: — В мире, что простирается за пределами нашего замка, всё решают власть, положение и деньги. В какой-то мере, я даже рада, что вы с сестрой выросли вдалеке от столицы, а вместе с тем и от всех искушений, которыми так изобилует двор его величества. Но, к сожалению, власть презренного металла распространяется и на эти земли. У семьи молодых лордов есть определенные договорённости с нашим родом. Только не спрашивай какие — всеми делами баронства всегда ведал ваш отец. Я же, подобно сотням женщинам до меня оставляю за мужчиной право заботиться о том, что принадлежит ему. На меня же возложено бремя беречь нечто куда более ценное, чем все мирские блага — покой своей семьи, а значит и ё, а они, как оказалось, пребывали в своем праве…

С минуту я осознавала эту горькую, но такую успокоительную тайну. А затем вскочила на ноги и, отбросив ставшую вдруг ненужной шаль, закружилась по комнате, разрывая звенящую тишину окутанного тьмой замка счастливым смехом, исходящим, казалось, из самой внезапно воспарившей души.

Пожалуй, ни одна другая ночь на моей памяти не была столь же мучительна, как эта. Не в силах уснуть я металась в своей постели, испытывая едва ли не большие страдания, нежели от безумных снов, не оставлявших мою душу весь последний год. Гложимая виной и удивлением, как только могла я хотя бы на миг поверить, что мои лорды способны оказаться негодяями и подлецами, я куталась в одеяло, сквозь подступающую дрёму отстраненно рассматривая темное стекло витража. Помимо всего прочего, в одно из мгновений осознала, что причиной вырвавшей меня из полудремы была прохладная рука лорда Светоча, мягко коснувшаяся моего лба. Несколько мгновений я всматривалась в белое пятно его непривычно умиротворенного, будто светящегося в темноте лица. В неверном свете тонкого серпа, умирающей луны его волосы светились, подобно ореолу, что окружали головы святых, изображенных на стенах храма, а сам беловолосый граф казался диковинным существом совершенно чуждым этому миру. Не от того ли он пропал, стоило мне на мгновение смежить веки?