Айя Субботина - Время зимы

За троицей шли Банру и Миэ, за ними — остальные, кого эрл послал разведать путь. Хромому приходилось то и дело покрикивать на деревенских, чтоб не поднимали шум.

Воздух в горе был жарким. Миэ глотала его с отвращением, словно паршивую брагу. Во рту поселился гадостный привкус серы, глаза напухли от мелких песчинок, что плотной пеленой слились с воздухом.

Расщелина поглотила их почти сразу, стоило ступить в гору. Трех факелов не хватало, чтобы освещать путь и Миэ, нехотя, выколдовала светящийся шар. Она чувствовала магию. Как пес, науськанный на лисицу чует запах добычи, так и волшебники Эрбоса умели "слышать" магию — легкая вибрация воздуха, его бодрящий вкус, ощущение легкости. Стоило разведчикам шагнуть в горы, как волны сильной магии, одна за другой захлестывали волшебницу, будто шторм. Глубоко в подземельях и высоко в горах, магия часто становилась необузданной. Только очень сильные волшебники рисковали колдовать в таких местах. Но, пока путь не углублялся глубоко под гору, магия лишь немного пьянила, и Миэ избегала волшебства скорее из предосторожности, чем от страха.

Стены горы неприветливо ощерились острыми каменными выступами. Свод терялся в непроглядной тьме, та же тьма жадно проглатывала дорогу, что оставалась позади. Миэ содрогалась от мысли, что они могут просто-напросто не найти выхода. Волнений добавлял и жрец: Банру, истинный последователь своей солнечной богини, лишенный ее лика, поник. Тутмосиец силился держаться, но глаза его сделались неживыми, пальцы теребили расшитый пояс. Даже пальцы жреца стали холодными, несмотря на то, что в горе воздух с каждым шагом становился все горячее.

— Развилка! — Сообщил скрипучий голос Хромого и процессия застопорилась.

Миэ проскользнула между Яросом и Дорфом, и, озадаченная, нахмурилась.

До этого относительно широкий путь, рассекал клин бурого камня, что своею пятой сливался с землей, а верхом стремился к свод пещеры. Сливался ли он с ним или нет — оставалось загадкой. Таремка подняла шар так высоко, как могла, но темнота ревностно хранила свой секрет.

В свете факелов каменный клин поблескивал красными и желтыми искорками. Дорога здесь расходилась налево и направо, и оба пути были похожи, словно отражения.

— Чего делать-то? — ворчливо спросил кто-то позади.

Миэ почувствовала на себе несколько вопросительных взглядов. Некоторые смотрели на Хромого. Не хватало еще разделиться, подумала таремка, шагнув в правый коридор.

— Стойте тут, — предупредила она сунувшихся было нескольких деревенских. — Я должна послушать магию.

В правом коридоре вибрация была значительно сильнее, у Миэ почти сразу голова пошла кругом. Женщина поспешно вернулась, дав себе немного времени, чтобы отдышаться.

— Нет времени тут прохлаждаться, — проскрипел Хромой и снова плюнул под ноги. — Как бы наших баб и ребятню не задрали шараши, пока мы тут гадаем да придумываем. Нужно разделиться.

— Верно говоришь, — поддержал Ярос и еще несколько голосов.

— Эрл велел держаться вместе, — напомнил Дорф. — Кто знает, что там за напасть. Большой кучей-то биться лучше.

— Только время зазря потеряем, — стоял на своем Хромой.

— А вместе шкуры целее будут, — подхватили те, что приняли сторону Дорфа.

Миэ, чье плохое настроение достигло пика, привлекла к себе внимание хлопком в ладоши. Эхо подхватило звук, как голодный пес кость, и размножило его. Северяне дружно нахмурились, но умолкли.

— Дорф прав, — таремка взяла сторону кривоносого. — Если мы разделимся, станем слабее.

— Там могут быть глубокие подземелья, харст знает, сколько времени уйдет, чтоб проверить хоть один, — влез Ярос.

— А может и не быть глубоких подземелий, а прямая дорога через горы. — Миэ заметила одобрительные взгляды соратников Дорфа. — Гадать можно сколько угодно, нужно идти, каждый час на счету.

— Вот и идите, — отрезал Хромой. — Кто не хочет маяться дурью, подтирать сопли и тащиться за бабьей юбкой — за мной.

Он больше никого не слушал, лишь туже затянул пояс и скрылся в левом коридоре. Ярос и остальные, — Миэ насчитала десятерых, — двинулись за ним, на прощанье желая остальным удачной охоты и милости Скальда.

— Ослы, безмозглые бараны! — Заругалась волшебница им в след, и осмотрела оставшихся.

Увы, вместе с Хромым, ушли все самые рослые и крепкие из северян. Теперь остался только Дорф и меньше десятка деревенских: из них лишь у троих были мечи — железный и два бронзовых, у нескольких — дубины, обвитые шипастой лентой. Остальные вооружились вилами и острогами. Миэ почувствовала приступ паники, но кое-как подавила нарастающее волнение.

Куда больше волшебницу волновал оставленный им правый коридор. Он буквально сочился сильными магическими волнами, и Миэ рисковала остаться без волшебства — единственного оружия, которым располагала.

— Послушайте, — Таремка нашла в себе силы для ободрительной улыбки, прекрасно понимая, как она действует на мужчин. — Мы зайдем в этот коридор и пройдем его, чтобы найти выход из гор. Нет ничего непосильного, если подойти с умом. Боги не оставят нас в добром деле.

Северяне, воодушевленные, загалдели, сотрясая воздух оружием.

Банру, угрюмый и безучастный, молчал. Миэ хотелось подойти к жрецу и как следует встряхнуть его, чтоб хоть немного привести в чувство. Но она сдержала себя, понимая — порадовать тутмосийца в силах только солнечный свет, и чем скорее они найдут выход на поверхность, тем лучше.

— Не будем же терять время, — как можно решительнее сказала Миэ, несмотря на усталость и ноющие ступни. Она хотела лечь, хоть бы и на сенник прямо тут у стены, дать отдых телу и голове. Но любая остановка могла стать решающей для тех, кто ждал у горной пяты. Да и Банру угасал, как свеча; Миэ проклинала себя за то, что позволила жрецу пойти за ней.

Теперь их поредевший отряд возглавлял Дорф. Кривоносый держал наизготовку меч и уверенно прокладывал путь вперед. Несколько раз приходилось останавливать, чтобы убрать с пути каменные завалы. Очень скоро стал виден и потолок — с него, скалясь, свисали острые каменные сосульки. Чем глубже разведчики уходили в гору, тем уже становился коридор. Наконец, стены сошлись настолько близко, что идти можно было лишь по одному. Отряд выстроился длинной гусеницей и не сбавил шагов.

Миэ изо всех сил бодрилась, но магические волны становились все больше и чаще, лишая ее сил. Отметины светлой богини Виры, полученные Миэ по прихоти судьбы, были одновременно и даром, и проклятием. Те, кто всецело посвящал жизнь служению магии, совершенствовали дар Виры усиливающими эликсирами и отварами, становились отрешенными от мира, теряли интерес ко всему, кроме бесконечных поисков новых заклинаний и создания великих артефактов. Миэ вспомнила мастера-волшебника, которого отец нанял обучать ее магии. Ей едва исполнилось четырнадцать, и дар Виры раскрылся внезапно. Отец тревожился, что дочь его может помешаться рассудком — участь многих, в ком магия просыпался в старшем возрасте. Родитель не поскупился на учителя. Вскоре в их доме появился короткий, сгорбленных под тяжестью прожитых лет, старик, с лысиной, что от старости покрылась широкими рытвинами морщин. Он исправно учил подопечную, наставлял ее в искусстве волшебства и зачарования, помогал изучать книги с гравюрами самых опасных созданий Эрбоса и научал способам, как их одолеть. Но голос его был лишен цвета, слова монотонны, взор давно потух, и, закончив урок, старик спешил в уединенные покои, как молодой муж на ложе первой брачной ночью. Спустя многие годы, мастер просто исчез. Его комнату нашли пустой, всюду были разбросаны книги и осколки склянок для зелий.