Личия Троиси - Гильдия убийц

Он не знал, как оказался тут. Он просто шел вместе со своими друзьями, и все.

— Это страшное место, оно внушает страх, здесь недалеко храм, — сказал один из них. И он решился пойти, чтобы увидеть, насколько он силен, чтобы убедить себя, что ничего не боится.

Лонерин шел впереди всех. Другие смотрели на него, как на слабого. Он переболел тропической лихорадкой, его мать исчезла. С тех пор с ним всегда обращались осторожно. А ему этого не хотелось.

Так, идя впереди всех, он и сам не знал, как оказался тут. Он шел. Знал только, что теперь его ноги уверенно и твердо ступают по земле.

— Мы пришли? — спросил один из них дрожащим голосом.

Никто не ответил, потому что все знали — это храм. То самое страшное место.

Здесь было множество костей, торчавших из земли. От запаха гниения перехватывало дыхание.

— Мне тут не нравится, — сказал кто-то.

Лонерин почувствовал, что должен идти вперед. Другого выхода нет. Он продолжал смотреть на кости, белевшие среди черноты ночи.

Он взобрался на холм и еле сдержал крик. Костей больше не было. Тут лежали настоящие мертвецы, трупы. И потом — этот труп. Черная льняная туника, покрытая кровью, волосы, разметавшиеся по земле, огромная рана, искаженное, белое лицо. Она.

Он кричал, кричал, кричал, пока не сорвал голос.

Через несколько дней, когда он снова смог говорить, ему объяснили, перед ее могилой: «Тот, кто хочет чего-нибудь просить у Черного Бога, идет в храм и отдает свою жизнь. Он получает то, о чем мечтает. Так и поступила твоя мать».

Лонерин встряхнул головой, пытаясь прийти в себя. Он попытался изгнать из памяти образ своей матери в общей могиле и успокоиться. Он покрылся холодным потом, дрожал как лист, сердце бешено билось в груди. Он чувствовал, что может убить. Если бы он сейчас встретил хоть одного убийцу, то убил бы его своими руками, не задумываясь о своей миссии.

«Я должен вернуться назад».

Но ненависть — старый друг, с которым очень трудно расставаться, и ненависть снова искала выхода, переполняла его.

Лонерин попытался заглушить гнев. Ему следовало произнести заклинание, или же он никогда не сможет вернуться в свою комнату.

Он взял в руки соломинку, но она дважды падала на землю, ее приходилось подбирать. И произнести заклинание ему было трудно. Он не мог вспомнить слова, а язык не повиновался ему.

Он не говорил. Лонерин несколько дней не мог говорить. После того отчаянного крика у него пропал голос. Теперь он кружил возле общего захоронения, или, может быть, возле маленькой могилы, над которой стояла деревянная плита с одним-единственным именем. Он потерялся и утратил дар речи.

«Почему ты не говоришь, а, Лони? Почему?»

Наконец ему удалось. Слабый голубой лучик появился в плотном воздухе. Лонерин побежал.

Добежав до трапезной, он начал дышать спокойнее. Когда он наконец вернулся в зону, предназначенную для просителей, почувствовал, что избавился от кошмара.

Лонерин прислонился спиной к стене. Из уголка глаза вытекла слеза. Слеза боли, ненависти и беспомощности.

Едва Дубэ вернулась, как ей встретилась Рекла. Глаза у нее блестели.

— Ну что? Ты сделала это?

— Его не было в Макрате.

У Реклы тут же изменилось выражение лица.

— Еще неделю назад наши видели его там.

— Вероятно, он ушел.

Дубэ повернулась, чтобы уйти, но Рекла железной хваткой вцепилась ей в руку.

— Ты делаешь мне больно…

— Не пытайся обмануть меня… не пытайся… я думала, тебе понятно, что я могу быть жестокой и упорной…

Дубэ пыталась сохранять спокойствие.

— Я говорю тебе правду. Я вернулась, потому что в Макрате его не было, но нашла одного информатора, который будет искать.

— Если это неправда, то ты знаешь, что тебя ждет…

— Его превосходительство сказал мне, что у меня есть месяц. Почему ты требуешь этого от меня сейчас? У меня еще больше двадцати дней.

Рекла долго угрожающе смотрела на нее.

— Повторяю тебе: если ты лжешь, то через двадцать дней поплатишься.

Она отпустила Дубэ, и та пошла по коридору с напускным спокойствием. Однако в груди ее бушевала самая настоящая буря. Встреча с Дженной дала ей понять, что она дошла до предела. Она больше не могла тут оставаться, ни за что на свете. Она боялась утратить в себе все человеческое.

Посвящение, жертвоприношение, требование убить Дженну — вот все этапы печального пути, который вел ее к безумию.

И она приняла решение.

Она пришла к Шерве на урок, была послушной и согласной на все весь день, но Шерва был из тех людей, от которых нелегко скрыть тайну.

— Ты молодец, не отрицаю, даже больше, чем я ожидал, — сказал он ей под конец. — Я не думал, что ты столькому научишься, сможешь сосредоточиться и действовать, когда твои мысли совсем в другом месте.

Дубэ знала, что момент настал. И у нее нет другого выхода.

Она встала перед ним, выпрямилась, еще тяжело дыша после тех упражнений, которые выполняла весь день.

— Что случилось?

— Ты должен мне помочь.

Шерва молча застыл.

— Никакая игра не стоит той цены, которую я плачу, никакая, хотя я еще не готова к тому, чтобы умереть и согласиться без гнева на ту участь, которую мне уготовил Иешоль.

— Может, я чего-то не понял, — довольно осторожно начал Шерва. — Мое отношение к культу, вероятно, ввело тебя в заблуждение…

— Ты не такой, как все, ты любишь только самого себя.

Эти слова, казалось, произвели впечатление на Шерву.

— Да, наверное, это так…

— Я чувствую, что могу обратиться только к тебе. Поэтому ты поймешь, если я скажу тебе, что мне нужно покинуть это место.

Шерва покачал головой:

— Я уже столько лет в Гильдии, я многим обязан им…

— И ты остаешься здесь только потому, что не считаешь себя достигшим того уровня, который позволит тебе убить Иешоля, — прервала его Дубэ.

Шерва замолчал. Возможно, он не мог поверить, что эта девочка в состоянии так хорошо читать его мысли.

— Не заблуждайся. Я молода, но понимаю, потому что многое повидала.

— Причина, по которой я нахожусь здесь, связана только с моей верностью этому месту. Уверяю тебя, и не говори мне больше ни слова.

— Почему? Ты хочешь оттолкнуть меня? Я отчаялась. Медленному умиранию в этой каменной конуре я предпочту быструю смерть.

Шерва встал.

— Урок закончен. Я забуду все, что ты мне сказала, но сейчас уходи.

Дубэ неподвижно продолжала стоять на том же месте.

— Иди. Ты не знаешь о моей жестокости. Иди, так будет лучше для тебя.

Дубэ и не пошевелилась.

— В Большом зале есть ход, я знаю, но мне не удалось найти его. Скажи мне только, где он.

— Никакого хода нет, ты ошибаешься.

— Он есть, и ведет в комнату стражей.

Шерва угрожающе нахмурился.

— Ты вынуждаешь меня убить тебя?