Людмила Минич - Ступени в вечность

— Этот пускай у тебя будет, если сама потащишь.

Она мелко закивала.

— Ничего, — глянул хранитель, взваливая узел на плечи, — на солнце отогреешься. Пошли, что ли?

— Пошли.

Тангар зашагал к щели, неловко припадая на ту самую ногу. Лохмотья понизу были перетянуты какой-то тряпкой. Совесть Маритхи не выдержала, окликнула его.

— Что там у тебя с ногой? Может, я посмотрю?

— Посмотрено уже, — даже не оглянулся хранитель.

— Постой, Тангар! Хоть чуточку постой! — взмолилась она.

— Да все там в порядке, — полуобернулся он. — Вот растревожилась…

— Я спасибо хотела… Бережешь меня, бестолковую… Себя не жалеешь.

Он повернулся всем телом, зыркнул. Потом уже пристально вгляделся.

— Я и гляжу… сама не своя ты. Чего тут уже натворила, пока я ходил? Почему Великий Раванга велел… от тебя ж самой и беречь? Или как?

Девушка вздохнула. Если бы все рассказать можно было!

— Да ничего такого… Чуть не замёрзла. Великий вовремя явился. А так ничего…

— Ничего! — Он гневно фыркнул. — А я-то уж вообразил!

— А ещё, — внезапно решилась Маритха, — никому я больше не верю, Тангар. Вот только тебе ещё…

Хороший человек, человек сердечный её хоть словом бы ободрил, а ещё того лучше — на груди пригрел. А этот молчал, озабоченно вглядывался в дыры в скале, проверял, не меркнет ли дневной свет.

— Никому, это плохо, — проворчал он наконец. — Только себя и остаётся слушать.

Себя… Сама она только от страха вопит. Что она путного придумать может? Вон, Великий в твёрдость её не верит. А Тёмный говорит, что ничего она не знает, даже про себя не ведает.

— Себя… тоже скажешь. Себе я вовсе верить не могу.

— А уж это совсем плохо, — буркнул хранитель и направился к выходу из пещеры.

Ошарашенная Маритха потащилась за ним. Напрасно она перед ним рассыпалась, сочувствия просила. Никто её жалеть не станет. Пора бы уж привыкнуть.

Вылезли из пещерки, тронулись в путь. Сначала идти было нетрудно. Хорошо даже — кости на солнышке отогрелись, пришлось сдёрнуть верхний арчах да на плече тащить. Ничего, не такая уж ноша.

Сегодняшней ночью девушка хорошенько отдохнула, от вчерашней попытки замёрзнуть не осталось и следа. Это Великий постарался, вернее верного. В Барахе она видала недомороженных — просто калеки еле живые. Даже подумать страшно, что было бы с Маритхой, если б её случайно спас кто-нибудь другой. А теперь только больная нога, свёрнутая в скачке по дурацким валунам, неприятно отдавалась при каждом шаге.

Тангар на самом деле шёл не так уж быстро. Через силу он шёл, что уж говорить. Сколько он спал, так, ерунда, а ходил туда-сюда немало. Хранитель прихрамывал. И дышал хрипловато. Да ещё тащил свой узел, может, не такой уж и тяжёлый, но ужасно неудобный.

Теперь они двигались среди причудливых скал, разбросанных вокруг, то тут, то там. Наверно, они тоже когда-то были похожими на ворота запретных земель, сходились и расходились, когда пожелают. Земля местами вздыбилась самым замысловатым образом, а порой неожиданно уходила из-под ног в большие впадины.

Хранитель выбирал дорогу полегче. Обходил все, что можно обойти. Старался подняться там, где полого, и спуститься там, где не круто. Все равно пару раз он бросал свою ношу и помогал Маритхе слезать вниз. Даже через какую-то расселину перескочили. Сначала Тангар долго вглядывался в неё и вслушивался, но, видно, ничего опасного не нашёл. Пришлось Маритхе прыгать. Не то чтобы далеко, а страшно.

Потом солнце затянуло небесной пеленой, и оно принялось тускло проглядывать сквозь густо-серый свод. И без того нерадостные здешние земли сделались совсем неприятными, угрожающими. Сказывались горы. Маритха устала, и, как бы неспешно Тангар ни двигался, она начала задыхаться, а потом и отставать. Голова раздулась словно шар, подкатывала дурнота. В животе мерзко ворочалась утренняя вяленина. Хранитель недовольно оглядывался. Он все больше смирял свой шаг, но помогало это слабо. Устроили коротенький молчаливый привал.

Девушка старалась справиться с собой. Нести её спутник не может. У самого нет сил, хорошо слыхать, как он натужно дышит. Да хромает… вон, намного сильнее, чем вначале, на ногу припадает да морщится. И тащить её придётся не до ближайшей скалы — аж до самой Латиштры. Путь неблизкий.

Пока сидели на холодном камне, кружение в голове улеглось, но как только тронулись… Нет, она так быстро не сможет. Или это вчерашнее замерзание слабостью оборачивается? Со времён ухода из родных мест Маритхе довелось только один пеший переход сделать. Малость. На два дня дороги. И по равнине. В горы она поднималась на тарпах, сначала на низкорослых предгорных, а потом уж на здешних громадинах. Спешиваться приходилось нечасто и ненадолго, иначе бы она того пути не одолела. И так с непривычки долго ни спать не могла по ночам, ни кусок в горло запихнуть. Долго к горам привыкала, все про Игана думала, как он ей обрадуется… А теперь в одночасье все вернулось: и звон в ушах, и одышка, и непомерная дурнота, и бесконечная слабость в теле — все прежние мучения вместе собрались.

Маритху перегнуло пополам. Какая мука! Ну за что это ей, Бессмертные! Собственное брюхо против хозяйки восстаёт, когда идти и так мочи нет!

Наконец-то вывернуло. Девушка обессиленно опустилась на землю. Тангар молча смотрел на это, стоя в двух шагах.

— Не могу больше, — прошептала она, и слезы злобы и отчаяния поползли по щекам.

Смотрит! Помог бы чем… Хотя чем тут поможешь? Хранитель опустился рядом, подсунул ей под голову свой узел. Долго молчал.

— Ничего, — «утешил» наконец, — помаленьку доберёмся.

Доберёмся… Какими силами? Что от них к концу пути останется? Так можно и умереть на дороге к избавлению. А может, мелькнула преподлая мыслишка, Великий так и задумал? Её смерть ему и правда на руку… Ведь пропади Маритха, и вся история закончилась бы сразу. И дверь бы на месте осталась, и мир бы его возлюбленный пребывал в покое и счастье. Зачем же тогда спасал прошлой ночью? Девушка даже головой потрясла, отгоняя гадость, пришедшую на ум. Нет, он заботится о Маритхе, вот только… Не спаси он её от смерти, уж Тёмный бы, верно, сам расстарался. Так что не суждено ей пропасть что так, что эдак.

А в пути? Будет ей Аркаис помогать или нет? Ведь Маритха идёт туда, куда велит Раванга. Тёмному это не понравится. И если она будет упорствовать, то, может, и отстанет проклятый, уверившись в её воле. Вдруг у Великого такой расчёт?

Только что-то из глубины сердца говорит Маритхе, что не отстанет Сын Тархи, не отвяжется. Хоть бы это было ложное, навеянное…

Отдохнули хорошенько, снова двинулись в путь, уже еле-еле. Девушка теперь послушно брела за своим хранителем, стараясь твёрдо ставить непослушные ноги, а они, как нарочно, сделались необычайно мягкими, неуклюжими и все норовили сложиться в коленях.