Ольга Романовская - Чужие воспоминания

— Что-то случилось? — не выдержав его страдальческого замерзшего вида, я воспользовался магией, согревая посиневшие конечности незадачливого ученика. Вообще-то, я им доволен, смышленый мальчик, но многого не умеет. Ничего, научится. И потом: пятнадцать лет — не возраст.

— Господин Лэрзен, к вам один сеньор приезжал, очень жалел, что не застал.

— Что за сеньор? — я шагом поехал вслед за Стьефом к дому. Спешился и велел выглянувшему на звук голосов слуге отвести лошадь в конюшню. Жутко хотелось выпить — последствия похмелья, но я мужественно проигнорировал это желание. Два дня подряд просыпаться с больной головой — явно перебор.

Скинул куртку и сапоги, влез в домашние тапочки и развалился в любимом кресле, щелчком пальцев зажег огонь в камине. Мне все еще было не достаточно хорошо, чтобы воспринимать чьи-то слова стоя.

— Обед там скоро? — поинтересовался я, прикрыв глаза, позволяя теплу проникнуть в каждую клеточку моего тела. Попутно проверил запас жизненных сил и убедился, что его нужно пополнить. Нет, не впечатляющими ритуалами, а обыкновенной едой.

— Да, господин Лэрзен, я уже сказал кухарке.

Хороший мальчик, предупредительный.

Полукровка, темный маг по матери. Впрочем, кто она — неизвестно, смылась на все четыре стороны пятнадцать лет назад, оставив малыша на пороге постоялого двора. Стьефу ведь повезло, жутко повезло, что нашедший его человек не придушил ребёнка, не пошел на поводу у родни, которая в один голос твердила, что младенца нужно убить. Наверное, я помешал: небезопасно убивать одного темного мага под носом другого. Впрочем, Стьефу до темного мага далеко, и рисунок на предплечье у него слабенький, едва выраженный, соответствует его скромным способностям, но парень старается.

Вечно терпеть я его, разумеется, не собираюсь, и так в моем доме вырос. Его моя кухарка вырастила — смелая женщина, знает, кто я и чем занимаюсь, и ни разу не попыталась уйти или сбежать. Я ее ценю, дочери ее помог: муж у нее сильно запил, бить начал, так я быстро его отучил. С тех пор при виде меня заикается, зато даже по праздникам в рот не берет и с супруги пылинки сдувает.

Исполниться Стьефу восемнадцать лет — и всё, конец учению! На его месте я бы лучше в аптекари пошел, чем пытался развить дар, которого нет. Знак поблёк, мазь специальную наложит, месяц походит, и вообще ничего не останется. Он ведь больше человек, чем маг. Не понимаю, почему мальчишка так им стать стремиться, знает ведь, что опасно, что, случись что в округе, тебя же первого обвинят. Я честно пытался все это ему вдолбить — но нет, привязался, шельмец!

— Так что за сеньор тут был? — открыв глаза, я попытался вычленить изображение гостя из специального зеркала, стоявшего в уголке. Темная, будто непоправимо испорченная временем поверхность (она специально такая, чтобы соблазна долго смотреть в зеркало не возникло, а то оно и душу забрать может) дрогнула, посветлела и отразила невысокого плотного человека в плаще с меховым подбоем. Знаю я его — местный барон. — Ладно, первый вопрос снимаю, что ему было нужно?

— У него заказ был для вас. Личный. Сказал, что вечером еще раз заедет.

Интересно, что же потребовалось от меня представителю аристократии? Что-то важное, раз сам приехал и один. Чует мое сердце, что-то незаконное.

— Что-нибудь еще? — я снова лениво смежал веки, вытянул ноги к огню. Блаженство-то какое!

— Нет, все тихо.

Люблю я, когда все тихо, когда меня, наконец, оставляют в покое. Такое нечасто случается, все же, родись я с серебряным переплетением нитей, жить было бы проще, но все так, как есть. Мне ведь особо жаловаться не на что: последнего своего крупного недоброжелателя отправил на тот свет семь лет назад.

Да, много шума наделала та история! Еще бы, не каждый же день у абсолютно здорового человека случается сердечный приступ. Очень уж донимал меня прежний лендлорд, недвусмысленно намекал, что мне следует уехать в какую-нибудь другую область империи, подальше от него, судом грозил, пытками разными, костром. Я пробовал с ним по-хорошему разговаривать, вежливо объяснял, что собаки у него на псарне не просто так дохнут, а потому что спать по утрам мне мешают (взял, оригинал, моду охотиться возле моего дома и зайцев в мой сад загонять) — так не понял же. Свысока на меня смотрел, губу свою выпятил и спесиво так поинтересовался, на каком основании я вообще здесь живу. Нет, наглость-то какая, требовать от меня бумаги на землю! Безусловно, я любую бумажку нарисовать могу, хоть гербовую, хоть с императорской печатью — но сама постановка вопроса! Будто я принадлежу к находящемуся в его ведении народцу!

Он тогда много чего наговорил и получил мое персональное проклятие. Мысленное, я таких вещей вслух не произношу — чревато неприятностями, а так поди, докажи, что это я его убил. Положим, оно, само собой разумеется, и ежу понятно, но фактов-то никаких! А без фактов меня не осудят.

Новый лендлорд учел ошибки предшественника и поддерживал со мной дружеские отношения. На каждый праздник приглашает, советуется иногда, просит помочь. Я помогаю, когда есть время и желание, а вот в его замке бывать не люблю — не чувствую себя в безопасности. Лендлорд ведь так перепугался, что тоже долго не проживет, что пригласил одного из светлых магов, и тот все личные покои своими чарами оплел, везде глушилок поставил, чтобы никто колдовать не мог. Снять их, конечно, можно, но долго, а зачастую болезненно: любят светлые над нами поиздеваться, нет-нет, да вплетут в кружево охранного заклинания подарок для того, кто не по их методу его снять попытается.

Но это так, лирика, тут у меня тихо и спокойно. И под контролем.

Обед был великолепен, балует меня кухарка. Может, из страха? Мне часто кажется, что люди вежливы и предупредительны со мной только потому, что боятся умереть, стать калеками или сойти с ума. Впрочем, Марта давно меня знает, привыкла уже, даже без амулета по дому ходит. Ценю людей без предубеждений.

Барон, о котором упоминал Стьеф, появился тогда, когда служанка принесла кофе. Эта-то точно меня не боится, потому что не совсем человек. Внешне, конечно, не скажешь — высокая такая девушка, темненькая, с такими волосами, что любая девица бы позавидовала, но я бы завидовать отсоветовал. Анже — оборотень, не чистокровный, но время от времени обращается в волчицу. Она очень этим тяготится, но ничего исправить нельзя, я лишь могу сделать так, чтобы превращения были безболезненны и не имели последствий. Зато у меня всегда есть компания для ночных прогулок, если уж по какой-то причине мне не будет спаться в ясную лунную ночь. А я бы хотел, чтобы таковых причин не было.

Аристократ замер на пороге столовой, в нерешительности перевел взгляд со Стьефа на отполированный до блеска металлический кофейник на столе. На меня посмотреть боялся, подойти — тоже. Пришлось отодвинуть чашку и самому поинтересоваться, что же привело его в мой дом — сам ведь, пожалуй, не решится.