Сергей Костин - Пепел Ара-Лима.

Что впереди их ждет, лесовик у колдуна не спрашивал. Где в горах укроются, интереса не испытывал. Давно понял, колдун на день вперед видит. Раз в горную страну тащит, значит лучше так для всех, а в первую очередь для наследника. Сила колдовская ему опора. Не зря же к дубу мертвому посылал, значит знал наперед, что повстречает Йохо всадника, получит в сохранность груз драгоценный.

— Пришли. Отдохни, лесовик.

Колдун обогнал Йохо на три шага, остановился, прислушиваясь к звукам леса.

— Куда пришли? До гор еще топать и топать. Я знаю. А мы и так непонятный крюк сделали. Догоняй теперь сколько упущено.

— Не суетись, лесовик, — колдун ладонь поднял, прося помолчать немного. — Дорога рядом. Там случилось что-то.

— Нам-то какое дело? Не у нас случилось, не нам и разбираться. Тебе любопытство, а мне потом ножом горла людей добрых, перед нами ни в чем невиновных, вспарывать? Хватит уж в игрушки играть. Или одной души бедной, что на меня повесил, мало тебе? Пойдем дальше, колдун. Третий день на исходе, а мы от мест безопасных далеко. Скоро уж наследник проснется. Чем кормить? Диких коз в здешних местах не водиться. Или пошлешь меня с разбоем в деревни?

Самаэль словам Йохо особого внимания не уделял, буравил лес глазами, да чуть головой вертел, прислушиваясь.

— О том и беспокоюсь, глупая башка.

Дунул особым способом в кулак, Авенариуса призывая. Ворон, будто знал, что понадобится, рядом оказался. Рухнул камнем под ноги, захлопал беззвучно крыльями с проседью.

— Что там, птица верная?

Йохо от такого обращения колдуна к ворону поморщился. Верная птица за все дни хоть бы мышь дохлую приволокла. Если бы не его, лесовика, глаз меткий, да не нож острый, с голоду давно опухли. Вот тебе и птица верная. Как к нему, к Йохо обращаться, так или башка глупая, или дурень деревенский. Нет, рано или поздно не выдержит такого обращения, рассердится. Покажет, какой порой горячий нрав у лесовиков бывает.

— На дороге повозка разграбленная. Трупов не видно, кроме осла дохлого. На земле следы копыт конских.

— Проверить надо.

Ругаясь беззвучно, лесовик поплелся за колдуном. Если живых нет, то дело интересное. Повозка хоть и разграбленная, да что поискать в вещах не грех. Хлеб, почитай, уже в запасах заканчивается. Но все иначе может обернуться. Сам такие засады хитрые устраивал. Разбросаешь камней светящихся на дороге ходовой, да ждешь, пока путник богатый голову склонит. Остается только по темечку палкой крепкой оглушить, да добром чужим воспользоваться.

Едва из-за кустов выглянул, почувствовал тревогу. Телега на боку валяется. Рядом осел околевший, с горлом перерезанным. Бедный скарб вокруг раскидан. Но что-то не так.

— Что скажешь, лесовик? — у Самаэля тоже в глазах недоверие. Колдуны, они на засады чувствительны.

— Если шальные люди, почему следы оставили? Не столкнули повозку с дороги? Не забрали упряжь? Осла с собой не взяли? Если солдаты безобразничали, где трупы хозяйские? С собой забрали? Глупо. Лишней обузы никому не надо. Но и на засаду непохоже. Слишком явно все.

Лесовик потянул ноздрями, стараясь запах незнакомый, чуждый лесу, уловить.

— Воняет, словно от кучи навозной, — замотал он головой. — Не нравится мне все. Уходить надо, пока не поздно.

И попятился в лес задом.

— Подожди.

Колдун раздвинул кусты, вперед подался. Тотчас с той стороны дороги звякнула коротко тетива. Йохо только и успел колдуна по голове кулаком прихлопнуть. Может тем и спас.

Стрела короткая тихо просвистела, в пенек, за которым Самаэль от подзатыльника отходил, впилась.

— Стойте там, где стоите, псы кэтеровские!

Лесовик и колдун переглянулись удивленно. Голос женский из чащи доносился.

— Глаза-то протри, — закричал лесовик, осторожно из-за дерева выглядывая. — Мы на псов совсем не похожи. Свои мы.

— Свои по домам сидят, по лесу не ходят, к чужому имуществу руки не тянут.

— Да что с ней разговаривать? — Йохо снял с плеча сумки, уложил аккуратно подле колдуна, макушку потирающего, нож вытащил. — Сейчас посмотрим, кто с луком балуется.

Задом отполз чуть, в сторону метнулся. Шагов через тридцать, за изгибом, перебежал дорогу. От куста к кусту. От дерева к дереву. Дело знакомое. Ближе к месту, откуда стреляли, ползком пополз. Голову не задирал, носом листву обнюхивал. Да недолго. Три кочки только перевалил.

— С каких пор лесовики Кэтеру служат? — раздался голос прямо перед Йохо. — Ножичек-то отпихни. Не понадобиться больше.

Йохо свел глаза на переносицу, туда, куда уперся наконечник стрелы. Потом подумал, дальше посмотрел. Тетива натянута так, что стрела в черепе надолго не задержится. Насквозь пробьет.

Шмыгнул обиженно носом, поднял глаза. Разглядел лицо стрелка незнакомого. В грязи измазанное, с глубокой царапиной на щеке. Волосы в тугой хвост завязаны. И глаза, глубокие да синие, как деревенский колодец в ясный день.

Если верить печати височной, а печати не врут, давно ведомо, стояла перед лесовиком бродяжка ганна. Женщина без роду и племени, всеми проклятая. Потому как известно, кто с ганной поведется, всю жизнь чашу горькую пить будет.

— Ты с пальчиками поосторожней, — посоветовал лесовик, размышляя, останется в живых или нет. Ганны первым делом убивают, а уж потом здороваются. — Я тебе зла не желаю.

— А мне и добра никто не желает, — ганна, криво усмехнувшись, подтянула тетиву. — Не я к вам, а вы ко мне пришли. Ты же лесовик, правила знаешь. Так что извини, что без молитвы умираешь.

За спиной у ганны скрипнуло. На короткий миг она вздрогнула, глазом испуганно моргнула, стрелой пошевелила.

Йохо времени зря не терял. Хоть заранее с жизнью и попрощался, но жить не расхотел. Резко голову вниз опустил, переносицей наконечник подминая, тут же, без промедления всякого, лицо отвернул от стрелы сорвавшейся. Отметил про себя, что худшего избежал. Стрела по касательной по плечу чиркнула, между ног прошла, в траву вгрызлась.

Ударил ладонью что силы по икрам ганны, подтянулся, навалился сверху на тело подкосившееся. Чтобы не визжала, вырвал травы клок, да в рот затолкал. Вместе с комьями земли, да с листвой прошлогодней. Слышал Йохо, что даже голос ганны может беду накликать.

Накликал.

Ганна выгнулась, словно змея за горло схваченная, лягнула лесовика туда, куда стрела промахнулась. Был бы в то мгновение нож в руках, не задумываясь лесовик его бы использовал. Но железо в траве сразу и не отыскать. Тем более с такой болью сгибающей.

Глаза Йохо, конечно, выпучил, щеки надул, но хватку не ослабил. Голыми руками решил ганну придушить.

В кустах по новой заскрипело. Да так жалобно, что опешил Йохо. Показался знакомым скрип. Слышал он такой три дня назад.

Отвесил крепкую пощечину, чтоб ганна не вертелась, к уху ее наклонился: