Сергей Костин - Охотник за бабочками

На долгие десять лет моим домом стала библиотека. Не хочу стучать себя кулаками в грудь, но среди огромного количества книг, которые находятся в нашей домашней библиотеке, нет ни одной, которую я бы не прочитал. Начиная от газет вековой давности, заканчивая совершенно секретными, толстыми руководствами по управлению боевыми крейсерами Великого галактического флота.

Часто, рядом со мной находился и паПА. Один из крупнейших специалистов историков по древней Земле. Иногда мы обсуждали книги, спорили, доказывали свои истины. Иногда, просто молча переглядывались. И улыбались.

А с братьями… Братья переросли меня почти вдвое. По ширине втрое. Обрели солидные животы и должности. По уму… По уму ничего не скажу. Хотя братья не слишком приветливы со мной, не хочу говорить о них ничего плохого. Родственнички.

— Привет, говорю, — напомнил я о своем присутствии через минут десять. Напоминание сопровождалось неосторожным опрокидыванием стола со стоящим на нем спиртным.

Только после этого братья как-то странно дернулись и уставились на меня непонимающими взглядами. Когда до них, наконец, дошло, что с ними здоровается их младший, я совершенно устал и готов был уйти, не дождавшись ответа.

— А-а, — это самый старший. Веня. Вениамин Сергеев. Директор фабрики по разведению дождевых червей. Встрепенулся. Свел глаза в одной точке. Может быть, узнал.

— Приехал, урод? — средний догоняет. Жора. Георгий Сергеев. Тоже директор. Что-то связанное с поставками в сто лицу помета северных китов.

Меня братья редко называют по имени. Для них я всегда урод. Наверно, легче запомнить. Обычное состояние, не разговаривать со мной ни при каких обстоятельствах. Потому, что это может дурно сказаться на имидже. Имидж, это то же самое, что и одеколон, но без запаха. Раньше я думал, что братья просто брезгуют, но потом понял, здесь нечто другое. Общественное мнение. Никогда не общаться с отвергнутыми, с уродами. Но так как я член семьи, для меня небольшое исключение. Тем более, паПА настаивает. Любимчик.

— Приехал, — ответил я. Братья, единственные люди, которым я прощаю подобное обращение, — А по какому поводу праздник?

Веня, старший, перевел взгляд на бокал, зажатый в руке, помял губы и выложил повод для праздника:

— Папаня наш учудил.

Веня всегда немногословен. Поэтому его и назначили директором на фабрике по разведению дождевых червей. Каков продукт, таков и директор. Средний, Жора, оказался более разговорчивым.

— Отца видел?

— Еще нет. Я только что из порта. Так что он?

Я терпеливо подождал, пока Жорка нальет себе из бутылки, отхлебнет и оближет губы.

— Второй день сидит у себя в кабинете. К нам даже не выходит. Дворецкие говорят, что ему привезли старинный манускрипт. то ли двадцатый, то ли девятнадцатый век. Рухлядь, в общем. Что-то с историей или с мифологией.

Увлечение старинными манускриптами давнее хобби паПА. Может поэтому у нас такие странные имена. ПаПА говорит, что именно так раньше называли детей. Ванями, Жорами, Костями. Странное увлечение.

— Ну а причем здесь мы? — я не видел связи между манускриптами и пьянкой, — ПаПА и раньше этим занимался.

— Раньше и ты всегда был его любимчиком. А теперь, видно, и тебя достанет его дурацкий характер.

— Что-то я вас, ребята, не понимаю, — ничего не понимаю.

— Да объясни уроду все, — вставил свое слово Веня.

И в самом деле. У людей нового поколения существует непонятная привычка растягивать разговор на неопределенное время. Им то хорошо. Живешь до двухсот, можно и не спешить. А мне, уроду, до ста бы дотянуть. Тут поторопишься.

— Он нас женить хочет.

В это время я чесал правую щеку, заросшую щетиной. Услышанная новость не то, чтобы удивила, она просто не дошла до меня в изначальном ее смысле. Поэтому, я переспросил.

— Чего хочет?

Вторичный ответ убедил меня в том, что братья не бредят, не находятся в алкогольном тумане, и что у меня все в порядке со слуховым аппаратом.

— Женить?

Веня вовремя сунул в мои руки целую бутылку, которую я вылакал без остановок. Пустая емкость тут же заменилась на полную. Дыхание восстановилось не до конца, но со второй порцией я расправляться не спешил. Перед тем, как напиваться, следует убедиться в том, что над тобой не шутят.

Братишки не шутили. Весь их потерянный вид говорил о том, что они испытывают в настоящее время такое безутешное горе, что сомневаться в их искренности не приходится.

Жениться. Но при чем тут я?

— Но при чем тут я? — первый удар был отражен и теперь я, уже слегка пьяный, трезво рассуждал на заданные темы, — Мне нельзя. Закон не позволяет. Урод я. Вот вы, другое дело.

— Дурак ты, а не урод, — Вениамин шмыгнул носом, показывая, насколько он небольшого мнения о моих умственных способностях, — Если отец сказал, что женятся все, то женятся все. Или не знаешь отца?

ПаПА я знал. Из него тяжело было выжать слово, но то слово, которое он говорил, было железным. И уж если он, действительно, сказал, что женятся все, то и мне предстоит подумать над данным вопросом.

Все дело в том, что Законы Галактики напрямую не запрещали отверженным, то есть уродам, иметь семью. Единственное ограничение — кто за такого пойдет. За всю свою долгую жизнь я встретил только одну женщину моего роста. Такую же уродку, как и я. Этот день оставил в душе слишком гадливое чувство. Я испытал то, что обычно испытывают люди, сталкиваясь со мной. Чувство тошноты на две недели. И ночи, полные кошмаров. И если паПА решил подсунуть мне нечто подобное, то следует как можно быстрее сворачиваться и отправляться в очередное путешествие.

— Сбежать не удастся, — словно угадав мои мысли, сказал Жорка, — Отец отдал распоряжение всех впускать и никого не выпускать. Думаешь, почему здесь сидим? Тебя дожидаемся. Любимчика.

Необратимость будущего приблизилась слишком близко. Жениться не хотелось. Вернее, не то, чтобы не хотелось, но не на ком попало. Мне бы вот что-то вроде той стюардессочки. Той аппетитной девчонки из челнока. Тогда всеми двумя. А на карлицах, да на уродках, не согласен. Достаточно в зеркало насмотрелся.

— Надо что-то делать! — я соскочил с кресла и стал мельтешить перед братьями. Руки сцеплены за спиной, в глазах решимость сражаться до конца, на лице кислое выражение пофигизма, — А если все трое откажемся?

— Нет, ты Костя, точно дурак, — Жора тяжело вздохнул и заглянул внутрь стакана, пытаясь разглядеть в нем истину, — А что ты скажешь насчет наследства?

А вот об этом я и не подумал. Я, вообще, об этом никогда не думал. А стоило бы. Все- таки урод, а не дурак.

Состояние славной фамилии Сергеевых оценивалось в довольно кругленькую сумму брюликов. И если вопрос ставился таким образом, то в данном случае стоило несколько раз подумать, прежде чем говорить категоричное «не хочу». И хотя мой личный банковский счет и Галактическая пенсия по инвалидности не предусматривала нищенской старости, подумать о некоторой части наследства не мешало. Мало ли что?