Александр Зорич - Семя Ветра

– Ты слышишь меня, Рожденный в Наг-Туоле?

…Лишенная каракатиц, их «морская колесница» прибыла в Рем с роковым опозданием на четыре дня. Опоздание могло бы быть и большим, если бы их парус с голубым полумесяцем не полнился щедрым ветром из Пояса Усопших. Но и четырех дней хватило Гамелинам, чтобы бросить на чашу весов достаточно стали и темного знания.

Герфегест и его спутники попали в Рем Великолепный, когда над ним уже сгустились свинцовые тучи войны. Они встретились с Ганфалой. Герфегест еще не успел ответить на приветствие Ганфалы, а на рейде столицы уже показались сотни кораблей под знаменами благородных Домов Алустрала. Лебеди Гамелинов, Ледяные Цепи Лорчей, Туры Эльм-Оров появились сразу у обоих Морских Ворот Столицы – на западе и на востоке.

По указанию императора Лана Красного Панциря в столице и на холмах вокруг нее стояла его личная гвардия, а вместе с ней – армия Дома Хевров. Рем был превосходно укреплен, и ни Ганфала, ни император не сомневались в том, что им удастся продержаться в столице до подхода с юга верного флота Ганантахониоров и Орнумхониоров.

На стенах Рема бдительная стража уже сорвала холщовые покрывала с метательных машин и первые стрелы с горящей паклей уже воткнулись в палубы приблизившихся к Рему кораблей мятежников, когда в императорском дворце было получено страшное известие. Сухопутное войско Гамелинов, тайно высадившись в землях Хевров, подошло к Каналу. Его должны были защищать люди Хевров. Но Три Немые Головы – герб Хевров – безучастно взирали со щитов на проходящие мимо отряды Гамелинов, и слитный боевой клич «Смерть Империи!» потрясал воздух.

Хевры изменили своему властелину полным недеянием. Они не отважились преступить через слова клятвы и открыто выступить против Лана Красного Панциря, но попрали ее, отдав в руки Гамелинам Канал – мягкое подбрюшье столицы. Рем был обречен.

Потом…

– Открой глаза, Рожденный в Наг-Туоле!

…Потом их осталось совсем немного – Герфегест, Ганфала, Лан Красный Панцирь, Двалара, Горхла, Киммерин. И около сотни бойцов из разных Домов Алустрала.

Эти воины служили Империи по заветам предков и даже теперь, когда их кровные родственники изменили вассальной клятве, остались верны своему властелину. Среди них был даже один Гамелин – угрюмый, молчаливый гигант с алебардой, от которого Герфегест услышал только одно слово.

Они рубились на сходнях «Голубого Полумесяца» с пестрой ордой мятежников. Гавани Рема обмелели в тот день от тысяч трупов в тяжелых железных панцирях.

Они рубились на палубе, когда к «Голубому Полумесяцу», разбивая в щепу форштевни о четыре яруса весел, подвалили две полуторные галеры Лорчей. В борта впились железные «кошки» и корабль наводнили обнаженные люди. Лорчи не носили доспехов – Лорчи вверяли свою жизнь широким мечам, Меду Поэзии и веселящим душу воскурениям.

Они рубились и их становилось все меньше. И рогатый посох Ганфалы не знал устали. И легендарный красный панцирь императора Лана окрасился в тот день вдвойне…

Герфегест открыл глаза и увидел Ганфалу, но прежде чем ответить ему, он мысленно дописал свою хронику до конца.

…Император погиб, погиб верный Гамелин-молчальник, прошептав на прощание только одно слово – «Хармана», погибли почти все. Но «Голубой Полумесяц» все-таки пробился в открытое море и преследователи остались ни с чем.

Рыбий Пастырь стоял перед Герфегестом с белоснежной чайкой на плече. Чайка тупо смотрела в пустоту и не шевелилась – чучело чучелом. Рыбий Пастырь, Птичий Пастырь…

– Тебя не было здесь со мной, ты был где-то в прошлом, – сказал Ганфала. В его голосе Герфегесту послышался укор.

– Идущий Путем Ветра должен помнить свое прошлое.

– Идущий Путем Ветра должен бдить, – резко возразил Ганфала. – А ты спишь наяву. Только что я получил плохие вести, Герфегест. Священный Остров Дагаат больше не принадлежит Империи. Священный Остров Дагаат попал в руки Гамелинов.

На лице Герфегеста появилась кривая гримаса усталости. Плохие вести. Очень плохие вести. Что вообще есть в этом проклятом Алустрале, кроме плохих вестей? Он уже успел забыть что.

– Выходит, теперь Стагевд готов приступить к перекройке мироздания по своим собственным чертежам? Ведь Дагаат – это своего рода болевое средостение Мира Воды?

– Выходит, так, – ответил Ганфала. – Однако даже теперь, когда мы потеряли Дагаат, мы не должны сидеть сложа руки, дожидаясь собственной гибели!

– Лучше уж сидеть сложа руки, чем заниматься никому не нужной возней, – вздохнул Герфегест.

– Не всякая возня бессмысленна. – Ганфала извлек из кармашка на рукаве и подал своей птице блестящую трепыхающуюся рыбку величиной с мизинец. Чайка заглотила подачку, бессмысленно покрутила головой и снова обрела неподвижность. Ганфала одобрительно кивнул – чайка была его любимицей.

«Интересно, что этот Птичий Пастырь сделает, если она нагадит ему на спину?» – некстати подумалось Герфегесту.

– Что же ты намерен делать? – спросил он, большей частью из вежливости.

– Я намерен отправиться на юг, в земли Орнумхониоров. Если они еще сохранили верность Империи, мы можем рассчитывать на их флот и войско. Вслед за тем мы, не мешкая, нападем прямо на Дагаат и дадим решающее сражение.

– Император мертв и вместе с ним мертва Империя. Скорее всего молодой наследник престола Торвент мертв тоже. Как могут Орнумхониоры хранить верность мертвецу?

– Над этим вопросом мы задумаемся, когда услышим его из уст Ваарнарка, главы Дома Орнумхониоров. Я чувствую, еще не все потеряно. Орнумхониоры могут сделать очень многое.

– Если только Стагевд не раскроет прежде тайну Дагаата и не поднимет дно морское выше небес, – пессимистично заметил Герфегест.

– Выше небес не поднимет, – успокоил его Ганфала.

Как бы в одобрение остроты Пастыря, чайка издала мерзкий, хрюкающий звук, вибрирующий на низкой басовой ноте.

Герфегеста передернуло. Он был уверен: птицы так не кричат.

«Голубой Полумесяц» был отличным кораблем с заговоренной бронзовой обшивкой, которая не обрастала ни мелкими ракушками, ни водорослями.

Гребцы на осиротевшем ныне флагмане императорского флота были вольнонаемными, откормленными мужиками из владений Хевров. И трудились они не за страх и даже не за совесть, а за немалое жалованье императорского гвардейца. После бегства из Рема прошла ровно неделя, когда на юге показались сторожевые башни Наг-Кинниста.

С кем сейчас Орнумхониоры? Знают ли они о том, что произошло в столице? Сколько еще стоять поднебесному миру? Эти вопросы теснились в голове Герфегеста, когда «Голубой Полумесяц», кичась червленым золотом носовой статуи покойного ныне императора Лана Красного Панциря, входил в гавань Наг-Кинниста.