Алексей Игнатушин - Железная скорлупа

Она схватила его за рукав, Гингалин, не выдержав ее тоскливого взгляда, уставился на носки своих сапог.

— Гингалин, молю, ответьте!

Рыцарь склонил голову, резким движением освободил рукав:

— Доброй ночи, леди.

Гуляки торопливо расступались перед рыцарем, видя его суровое лицо.

Хелия смотрела ему в спину и, когда он скрылся за поворотом, сглотнула слезы.

«Он колеблется, надежда есть», — подумала с робкой радостью.

В рощу с азартными криками въезжали егеря, у многих к седлу были приторочены тушки зайцев, тетеревов. Гингалин остановил разгоряченного коня: бока жеребца раздувались, он беспокойно бил копытом. Юноша сломал ветку, с наслаждением вдохнул запах молодой листвы.

Гингалина окружили егеря, он вдохнул плотный запах пота, испытал терпкое удовольствие, почувствовал в себе звериную силу.

— Удачная охота, сэр, — сказал один из егерей.

Гингалин благодушно кивнул. Его взгляд зацепился за темное тело в зарослях: добыча испуганно порскнула прочь, ломая подлесок, охотничья кавалькада ринулась следом с гиканьем и посвистом.

Пойманным оказался неопрятный виллан: мужлан бухнулся на колени, прижимая к груди охапку облезлых веток. Всадники взяли его в кольцо, копья уставили в лицо, хищно поскрипывали луками. Виллан трясся, затравленно озираясь.

Гингалин глянул с высоты седла брезгливо, крестьянин вздрогнул от жесткого голоса:

— Что ты делал в моих угодьях?

По правде говоря, Гингалин еще не стал хозяином Сноудона, до свадьбы осталось две недели, но никто из егерей не посмел поправить спасителя королевства.

— Я собирал хворост, господин, — пролепетал виллан. Сквозь маску грязи проступала смертельная бледность.

— А кто дал разрешение? — спросил Гингалин грозно.

Егеря засмеялись вилланскому испугу.

— К-королева не против, если подданные в крайней нищете иногда подберут ветку-другую, — сказал виллан плачуще. Подбородка коснулось острие копья, и мужик вздрогнул, кругля глаза, вызывая взрыв хохота.

Гингалин жестко усмехнулся:

— Королева не против, а я, новый хозяин земель, против. И сдается, ты не только палки собирал.

— Нет-нет, господин, только хворост, всего несколько веток, — выпалил мужлан скороговоркой.

Гингалин кивнул егерям, и пара всадников, спешившись, исчезла в сплетении молодой зелени. Через некоторое время к ногам виллана швырнули силки на птицу и мелкого зверя. Мужик под громовой смех покачнулся.

Юноша, оглядев ловчую снасть, презрительно сплюнул:

— Хворост стал летать и бегать?

Виллан тонко закричал:

— Господин, зима выдалась тяжелой! Двое сынков померли, дочери хворают, жена!.. Пощадите, господин! Смилуйтесь!

Гингалин поморщился, словно услышал непристойный звук, присущий свиноферме, махнул рукой:

— Вздерните преступника!

Виллан отчаянно закричал, метнулся в чащу. Швырнув его наземь ловким ударом «пяткой» пики в хребет, егеря с хохотом связали ему за спиной руки, деловито свили петлю и оплели грязную шею белым кольцом.

Гингалин с холодной усмешкой наблюдал, как вопящего крестьянина усаживали на коня, как егерь, взобравшись на дерево, привязывал конец веревки к толстой ветке.

— Хоть раз в жизни побудет господином, покатается на лошадке! — смеялись охотники. Гингалин одобрительно улыбался.

Легкий шлепок по крупу, и вопль виллана оборвался, его судорожный танец вызвал громовой хохот. Гингалин равнодушно отвернулся от первого весеннего плода, скомандовал:

— В замок! Пора пообедать.

Кровь нехотя остывала после бешеной скачки. Гингалин подставил лицо солнечным лучам. В светлом небе плыли кудрявые облака, похожие на белоснежные горы, летающие острова и сказочных животных.

Конь, громко фыркая, тянулся к изумрудным стеблям, вокруг расстилалось зеленое море. Звонко пели птицы, стрекотали насекомые. Гингалин жадно вдыхал чистый воздух, грубое удовольствие щекотало мозг.

«Хорошо! Быстрый конь, ветер в лицо, запахи весны, ощущение полнокровной жизни!»

Во рту пересохло. Увидав справа деревню, Гингалин пришпорил коня.

Жители неустанно работали на полях, чтобы прокормить лордов.

«Хорошо, пусть работают», — подумал он с удовольствием.

Он ехал по улице, всматриваясь в дома, мимо шмыгала домашняя птица, громко лаяли псы. Ощутив чей-то пристальный взгляд, он резко повернул голову, заметил в дверном проеме хижины мелькнувшую фигуру. Конь покорно направился к неказистому домику.

Гингалин, спешившись, бесцеремонно зашел в дом, скривился при виде скудного убранства. В темном углу лежал комок тряпок. Гингалин сказал неприязненно:

— Эй, там, я хочу воды, принеси!

Тряпки зашевелились, и перед взором рыцаря предстала угловатая девушка — юная, почти ребенок, она торопливо проковыляла мимо. Гингалин, сердито сопя, переминался у входа, сплевывал на пол, устланный соломой, от тяжелых запахов в носу свербело.

Девчушка вернулась с водой, юноша брезгливо отпил из грязной щербатой плошки, остатки выплеснул на пол.

— Может, станет чище, — хохотнул грубо.

Девчушка съежилась, в ее огромных глазах читался страх. Гингалин обратил внимание на хромоту, кивнул: понятно, почему не в поле, поранилась, наверное.

— Как живете? — спросил покровительственно. — Что молчишь, отвечай!

— Хорошо, государь, — прошептала девушка.

Гингалин с усмешкой обвел комнату рукой:

— Незаметно.

— Зима выдалась тяжелой, но мы не жалуемся, — сказала смиренно.

— Хорошо, — кивнул юноша.

Девушка попятилась от его пристального взгляда. Гингалин воровато огляделся и прикрыл за собой дверь.

— Нет, пожалуйста, не надо, — прошептала вилланка умоляюще, что распалило его еще сильнее.

Хромоногая попыталась выбежать из дома, но юноша ухватил ее за пояс, грубо развернул и отправил на пол. Захлебываясь темным желанием, он задрал ей юбку на спину, вошел грубо, неистово. Плач и мольбы девчушки возбуждали его лучше изысканных ласк.

С мощным выдохом переждал сладостное ослепление, затем отшвырнул вилланку. Та зарыла лицо в солому, хрупкое тело сотрясала дрожь, по белым бедрам текли красные струйки.

Гингалин, довольно рыкнув, натянул штаны, ладонью смахнул со лба пот. На пол бросил пять серебряных монет:

— Вот, в помощь семье. Да не реви. Я твой господин, гордись оказанной честью.

Девушка надрывно рыдала. Юноша пожал плечами, пинком сорвал дверь с петель и полной грудью вдохнул сладкий весенний воздух:

— Хорошо!

Солнце теплыми лучами гладило по щекам, Гингалин довольно жмурился, наслаждаясь легкостью и силой. Прыжком взлетел в седло, в лицо ударил ветер, приятный холодок остужал пожар в груди.

Облака плыли по синему небу, сливаясь в кудрявые пары, кружились в медленном танце. От распирающего восторга Гингалин привстал в седле, захохотал.