Дмитрий Воронин - Живой щит

— Не нужно мне ваших денег, бабушка…

«Ну точно, сейчас про ферму разговор поведет», — ужаснулась старуха. Внутри у нее все похолодело. Ну не иначе как шельмец потребует своего наследства. Ведь ясно как день, ежели уедет сейчас с леди Алией, то ведь и не вернется сюда никогда, а значит, что ему, до фермы-то этой? Продаст, как есть продаст… Она сделала последнюю попытку:

— Да бери ты, это ж от сердца… все, чем богата. Если урожай хороший будет, так продам и еще пришлю с оказией. Не обижай старуху, для тебя ведь копила, каждый грошик сберегала. Все думала, выйдешь когда-то в люди, так и денежки будут, а я уж тут как-нибудь перебьюсь. Хлебушек есть, да и то ладно.

На какой-то миг Жан даже поверил в искренность бабкиных слез. Даже мелькнула мысль — как он ее оставит, старую, одинокую?

Но мысль эта мелькнула и тут же сменилась другой — наконец-то.

Наконец-то он вырвется из-под гнета этой железной старухи, которая пережила трех сыновей и двух дочерей, властной и жестокой хозяйки, спорить с которой не смел даже деревенский староста, и даже сборщик Налогов, незнамо почему, каждый раз давал ей отсрочку, которую у него больше никто и никогда получить не мог.

— Да не нужны мне ваши деньги, — еще раз повторил он. — Леди Алия сказала, что обо всем позаботится. И она приказала передать тебе вот это.

Старуха уставилась на лежавшие на протянутой ладони монеты.

Золотые марки… три… она в жизни не видела столько денег сразу.

— Леди сказала, что это для тебя. Ну, вроде как без кормильца остаешься.

Сразу исчезли слезы, и старая карга стремительно схватила золото. О да, она-то знала ему цену. Сейчас в ее сухоньких ладошках были зажаты коровы, не одна старая и худая телка, а много молодых, приносящих приплод коров… и лошадь, да и не одна, и свинок можно будет завести поболе, а значит, и нежное сало на ее стол попадать будет куда как чаще. Да и работников нанять можно, а тогда и… от радужных перспектив у бабки закружилась голова.

Она быстро кланялась, как будто перед ней стояла сама леди Алия, а не ее непутевый внук, который вдруг так внезапно нашел себе столь доходное место. Она поняла, ферму у нее не заберут, зачем ему ферма-то теперь, она и одной такой монетки не стоит.

А Жан уж и не смотрел на бабку — хищный блеск в ее глазах сразу напомнил ему, что она такое. Не забылись и ее постоянные попреки, что его легче убить, чем прокормить. И это при том, что он сам только что видел немало денег было припрятано у старой ведьмы, ох немало. Да ведь и не все она показала, не совсем же старуха из ума выжила, наверняка лишь малую толику притащила.

Ясно как день, откупиться хотела, думала, что он за наследством пришел.

Парень копался в сундуке, выбирая одежду получше — ему уже сегодня надлежало явиться в замок барона. Сэр Берн приказал не мешкать. Теперь черный рыцарь — его командир, и он, Жан, должен повиноваться беспрекословно. Да и то, можно ли было найти в Брекланде лучшего командира и учителя? Но и это не главное — главное то, что он едет С НЕЙ, с той, которой всем сердцем хотел служить, кого все эти годы мечтал защищать.

Встретили его хорошо — видимо, Берн замолвил словечко, во всяком случае, никто не удивился приходу паренька, заявившего, что леди Алия взяла его на службу. В караулке замка он сидел недолго — пришел молодой парень, одетый в черное и зеленое, цвета маркиза, и повел его в казарму, где в данный момент несколько в тесноте, но все же более или менее комфортно сосуществовала баронская дружина и немногочисленный отряд сэра Айдахо.

Провожатый сказал, что его зовут Клад и он уже пять месяцев служит в первом десятке у Корта, сотника его светлости, маркиза де Танкарвилля. В данный момент его, Жана, определили в этот же десяток, поэтому служить им вместе, а значит, Кладу поручили за ним, Жаном, приглядывать.

— Служба у маркиза хорошая, — объяснял на ходу Клад. — И кормежка отличная, и форма вот тоже. И деньга идет, два гроша в день, ежели время мирное, а коль война, то и все десять. Ну, сотник-то, он, понятно, получает куда как поболе, но он и мужик что надо, уже почитай лет десять на этом месте. А начинал, как и мы, рядовым, так что у нас, мыслю, тоже все еще впереди.

— А что я делать-то буду? — спросил Жан.

Мысленно он уже рисовал себе радужные перспективы. Вот в сияющей кольчуге и черно-зеленом плаще он стоит на страже у дверей прекрасной маркизы. А из темного коридора на него надвигаются страшные злобные тени но вот сверкает стремительная сталь, и враги, оставляя груды трупов, в панике отступают. Или вот мчится он на красавце коне, в руках длинная пика, подковы выбивают искры из дорожных камней, а впереди — замершая от ужаса толпа уродливых орков, трясущихся от страха и готовых бросить ятаганы и пасть на колени…

— Ты? — удивленно спросил Клад. — Ничего, разумеется. Учиться владеть оружием, конем… Ты верхом-то хоть раз ездил?

— Ну… ездил. Пару раз.

— Это считай, что ничего, — рассмеялся юноша. — Не скоро, друг мой, Корт поставит тебя на стражу, а уж на дело взять… Хотя на дело и меня не возьмут, говорят, неопытен еще.

— А сюда ж взяли.

— Дак это разве ж дело? Это так, прогулка. Нет, дело — это, к примеру, в набег, в темные земли. Там можно и добычу неплохую взять, и мечом вдоволь помахать. А то вот еще, бывает, караван какой сопровождать, если он что для маркиза везет. Там тоже знатные схватки бывают.

— А на стражу тебя уже ставили?

— Бывало, — важно ответил Клад.

— Ну и как? — Глаза Жана засверкали.

— Как, как… скучно. Стоишь целый день или, хуже, всю ночь на одном месте да пялишься перед собой. Бывает, что в сон тянет так, что мочи нет. Токмо тут один заснул на посту, так его сотник приказал плетьми сечь, пока тот в обморок не грохнулся.

— Ого! А говоришь — мужик что надо. Так ведь и убить можно.

— А ты как хотел? Случись вдруг враг, а часовой заснул — так всех вырежут. Не, правильно сотник приказал-то.

— Небось ежели бы это тебя плетью-то, ты так не говорил бы, верно?

Клад замялся, затем неохотно ответил:

— Так то меня и секли… Да больше такое не повторится, я-то уж понял, что к чему. И Корт зла не держит, он мужик справедливый. Надо наказать накажет, но потом поминать не будет.

Когда они пришли в казарму, Клад сунул Жану сверток с одеждой.

— Держи, как сможешь — отдашь.

Жан еще никогда, наверное, не носил такого роскошного наряда. Короткий кафтан из зеленого сукна с черными отворотами, черные же штаны, ряды блестящих медных пуговиц — да во всей деревне, пожалуй, только староста мог позволить себе такое платье, да и то по большим праздникам.

Впрочем, сразу покрасоваться в новой одёже парню не удалось — в казарму вошел невысокий кряжистый мужчина лет сорока. Его лицо было изрезано не только морщинами — немало борозд было проложено сталью. На воине был все тот же черно-зеленый наряд, только на груди сиял серебряный значок в виде креста. На боку висел длинный меч в черных кожаных ножнах. Черные глаза под насупленными кустистыми бровями уставились на Жана. «Сотник это», прошептал Клад, хотя Жан уже и сам догадался. Он низко поклонился ветерану.