Вера Камша - Синий взгляд смерти

— Ты к ней? За ней?! — взвыла не хуже Маршала Зоя. — После всего... Обещал близко не подходить, а сам?! Предатель! Все вы такие... Ублюдки штанастые, только б прижать кого!.. Потаскун талигойский!

— Да разве ж... Крупиночка моя, разве ж я за ней... Ну зачем она мне? Вы же сами... Ты же сама... того... звала меня... Я услышал, все бросил... Думал, как тогда, а ты... За что?!

— Так ты ко мне шел? Ко мне?!

— Ха! Не к коряге ж этой! А ты тоже...

— Эй! — вмешалась «коряга». — Раз уж явился, так скажи...

— Только ты его не зови! — взвизгнула Зоя. — Он же... Он, если войдет, должен будет кого-то... Он тебе все тут изгадит! Не со зла... Просто холод с ним, понимаешь? С ним, не со мной... Остынет все — стены там, ковры...

— Да не стану я его звать, — заверила Луиза, — с порога поговорю. Где Цилла?

— Ходит, — лупнул глазами муженек. — Ходит и ждет. Короля своего ждет... Дня своего ждет. Не было ей счастья, заперли капелюсеньку мою... Подумаешь, ленточку взяла! Из-за малости такой... Да все ваши цацки одной слезиночки деточкиной не стоят! Вот и ушла она... От вас ушла, от злобы вашей...

Так и было! Так оно и было. Цилла плакала, боялась, пришел папенька, она бросилась к нему. Арнольд дочку в самом деле любил, а она? Она пыталась быть справедливой, только выходило ли?

— Мама... Мама, стой! Мама!!!

— Что? Что такое? — Почему перед ней Селина? Загораживает дверь? Кошка вопит... Прямо в доме. Это не Кошоне? — Арн...

— Мама! Не зови его по имени! Не спорь с ним! Зоя, уведи его...

— Девочка моя! Крупиночка... Осталась без ленточки... Ничего, у меня денежка есть. Хочешь денежку? На штучки на всякие? Девице ж надо, чтоб чистенько все было... аккуратненько...

— Спасибо, папенька. У меня всё есть!

— Всё? А отец, а сестреночка, а подружки, а жених?

— Есть у нее жених, — брякнула Луиза, — не тебе чета! Зоя, правда, шли бы вы отсюда!

— У Циллоньки король будет, а у нашей бедняжечки?

— Принц... С голубыми глазками!

— А золото? — подбоченился Арнольд. Не Арнольд он! Забудь имя, забудь!

— Не нужно нам твое золото!

— Оно не мое... Оно лежит... ждет... Золото для золотка. Оно не злое... Чистое. Возьмите на тряпочки... От сердца ж даю... Вы... вы обе... Брезгуете, да? Отцом, мужем брезгуете?

— Мужем? Мужем?! Ах ты ж!

— Золото...

Скотина... Пьяная, жадная красномордая скотина, но от нее родились дети. Этого не отнять. Каков муж, все равно, дети — твои.

— Спасибо, папенька. Мы с маменькой, если будет нужно, заберем. Мама, оно в самом деле не злое...

— Берите! Всё берите, родные мои, любименькие... Кровиночки...

— Стой, якорь тебе...

Плачет кошка, плачет маленькая Цилла, горят свечи, четыре пламенных язычка, четыре луны, мертвое дерево, ползущие камни. Кони не идут на мост, потому что метель. И холодно, потому что метель. Эйвону надо сбрить бороду, и он будет похож на человека, а Арнольду не поможет ничего...

— Мама! Мама, они ушли. Пойдем в спальню. Я тебе помогу. Мама!

— Я сама. Всё в порядке.

Они же что-то хотели. Зоя говорила... Зоя... Золото... Оно не злое... Ничье... Оно лежит. Ждет.

5

«...задержись вверенная мне армия в Гаунау еще на четыре дня, и наш последний завтрак продлился бы дольше. Мы много говорили об Эйнрехте, но Оллария также требовала разговора. С двадцатого дня Весенних Молний регентом Талига вновь является герцог Ноймаринен. Ее Величество Катарина умерла родами, дав жизнь сыну. Новости скоро достигнут, если уже не достигли, Липпе, но откровенность рождает откровенность, а иногда и просьбу об одолжении. Катарина Оллар была убита сыном Эгмонта Окделла. Убийца бежал. Эти обстоятельства, в отличие от поразившего кесаря Готфрида недуга, ничего не определяют: Талиг остается Талигом, война — войной, Излом — Изломом. Тем не менее я прошу Ваше Величество об услуге. Я знаю, что варвары не выдают тех, кто просит убежища. Я знаю, что варвары карают убийство беременной смертью. Я знаю, что варвары предпочитают осуществлять правосудие собственными руками. Я надеюсь, что убийца, если ему посчастливится перейти горы, никогда не вернется в Талиг...»

Прошмыгнуть через Бергмарк незамеченным может разве что зверь, не имеющий к тому же чести считаться достойной добычей. Хайнриху вряд ли представится возможность оказать услугу... Леворукому, но король, говоря о Дриксен, был откровенен. Так или иначе Медведь узнает про убийство и примется подсчитывать; выйдет, что Савиньяк знал правду и промолчал...

Тихий стук. Кто-то на галерее. В Олларии это могло быть опасным, в Алвасете это была бы женщина.

— Войдите.

— Вы всегда так поздно жжете свечи? — Супруга маркграфа спокойно прикрыла за собой дверь. Она была в том же платье, что и на ужине, только сняла почти все драгоценности.

— Пяти часов сна мне хватает.

— Целых пяти?

— Иногда трех. — Лионель запечатал письмо, но прятать не стал. — Сегодня я рассчитываю на большее.

Села, поправила волосы. Рудольф не допустил бы, чтоб у маркграфа была глупая жена, но ночами гуляют не только глупцы. Урфрида чуть-чуть улыбнулась.

— Вы ведь не были любовником Катарины Ариго?

— Я был капитаном охраны их величеств.

— Знаю. Любовником был Алва, мама мне говорила, но вы тоже могли.

— Нет.

— Почему? Боялись? Не хотели? Не любили? Вы удивлены моими расспросами?

— Нет.

— Тогда ответьте.

— Извольте. Нет.

— Не боялись. Не хотели. — Она говорила чуть нараспев. — Не любили.

— Ее величество испытывала те же чувства.

— К вам?

— Насколько мне известно, ко всем знакомым ей мужчинам.

— Вам неприятен этот разговор?

— Скорее непонятен.

— Мама была откровенна со мной перед свадьбой, то есть это я была откровенна с ней. Жена не слишком умного маркграфа должна знать, что нужно Талигу, и дать Горной марке наследника, способного видеть дальше охоты и войны. Я согласилась. Собственно, кроме меня, отдавать бергерам было некого, но я не соглашалась жить без радости. Будь вы любовником королевы, мне было бы проще, но я все равно предлагаю вам провести эту ночь со мной.

Да, красива. Да, умна. Да, откровенна. Да, ночами разгуливают не только глупцы, но и кошки.

— Обычно я рад стать первым, но не сейчас...

— Вы станете третьим. Я дважды гостила в Ноймаре и дважды бывала счастлива. Я умею радоваться и умею забывать. Они были женаты. Оба. Мне казалось, так лучше. Кстати, мой супруг делит ложе с одной из моих дам. Он хороший союзник, но ему по душе темные волосы. Вы поняли, о ком я?

— Я видел только одну брюнетку с браслетом.

— Да, это она. Мы подруги, настолько, насколько это возможно. Маркграф знает, что я знаю и молчу. Это делает его более понятливым в остальном.

— Вряд ли он поймет вашу нынешнюю прихоть.

— Он не узнает. Сейчас Иоганн или гладит черные волосы, или спит. Я знала, что когда-нибудь приду в гостевые покои, и нашла безопасную дорогу. Конечно, вы можете устать, можете хранить глупую верность, можете уважать диковатые обычаи... В конце концов, я просто могу вам не нравиться. Не нравятся же мне марикьяре!