Вера Камша - Синий взгляд смерти

— Да ну? — подивился «фульгат». — Вот не думал, что сдавать крепости и бегать от дриксов называется делом. Но если называется, мы точно бездельничаем. От самой Ор-Гаролис.

Огрызаться Давенпорт не стал — не в том был настроении, да и высказался неудачно. Уилер же не имел сомнительного удовольствия таскать за маршалом карты, вот и судил о Савиньяке по победам. А о фок Варзов по неудачам.

— Я перестану бездельничать, когда буду драться, а не смотреть на тех, кто дерется.

— А... Вот ты о чем. Дело хорошее, только зачем ради этого в Придду лезть? Думаешь, нас теперь жениться погонят? Кошки с две! Перышки почистим, и вперед!

— Куда?

— Откуда я знаю, «наш» что-нибудь придумает. Хотя бы вас из задницы вытаскивать. Это ж надо — прохлопать Гельбе, уползти за Хербсте, отдать Доннервальд, а теперь еще и Мариенбург тю-тю!

— Ты это адъютантам регента скажи.

— А ты яйцо в курицу назад запихивать не пробовал? — хмыкнул Уилер. — Здешним парням контраданс с «гусями» вот где... Разве что теперь все переменится. Вот приедет знаменитый Давенпорт, дриксы-то и побегут!

— Заткнись, отравитель, — беззлобно посоветовал Чарльз и пошел прощаться с маршалом Рене, но Старый арсенал, похоже, был заколдован. Его сторожил дракон, и имя ему было Жиль Понси.

— Что вы скажете о моем триптихе? — завопил он, стратегически хватая Чарльза под руку. — Я весь внимание!

— Я плохо понимаю в поэзии.

— Это вам внушили безвкусные невежды, которые только и способны, что ковыряться в словесном хламе! Ничтожества не желают знать истинных гениев, а всех, кто не восторгается их идолами, пытаются оскорблять. Именно пытаются... Их жалкие потуги не ранят того, кто смотрит в глаза Бездне! Я могу лишь смеяться над глупостью и косностью вместе с Марио, который счастлив тем, что не похож ни на хваленое старье, которое так горазды цитировать...

— Сударь, я никого не цитирую и цитировать не могу! — Так и не доведенная до сведения поэта маршальская резолюция портила Чарльзу жизнь, но отдать хоть кого-то на растерзание Савиньяку Давенпорт не мог. — Я не любитель изящной словесности.

— Ваше отвращение к Веннену говорит о природном вкусе. Вы поняли меня, вы поймете и Марио! Хотя бы это...

— Вы мне льстите, — попытался выйти из-под удара Давенпорт. — Ваши стихи... необычны и... Я не уверен, что понял правильно.

— Вы и не можете их понять до конца! — Почему он все время орет? Плохой слух? — К счастью для вас, вы не прошли через те муки, которые выпали на мою долю. Вы видели смерть и кровь, вы убивали врагов, но вас не жалила черная змея измены!

— Я видел, как изменники захватили короля...

— Что значат короли в сравнении с поэтами?! Король — всего лишь кусок мяса, на который плеснули особым маслом!

— Сударь, я принес присягу!

— Еще одно свидетельство их никчемности!.. Попытка связать душу казенными словами может вызвать лишь смех того, чье вольное слово создает и уничтожает!..

— Эй, Давенпорт! — окликнул один из адъютантов регента. — Пакет для генерала Ариго готов. Забери в приемной.

— Иду! — Желание броситься говорившему по-человечески адъютанту на шею Чарльз превозмог с трудом. — Немедленно.

— Оно не горит. Ты ведь завтра едешь?

— Да, утром. На третий день буду на месте.

— Не будешь. Из-за падения Доннервальда придется дать хорошего крюка, чуть ли не до самой Аконы.

3

Савиньяк в последний раз пробежался по испятнавшим Северную Марагону пометкам, сунул карту в холодный летний камин и высек огонь. Таскать с собой лишнее глупо, но не оставлять же адъютантам свидетельство регентской нерешительности. Младшие офицеры и так слишком рьяно выспрашивают о северных походах, сравнений не избежать, но одно дело, довольствуясь пивом, болтать о кем-то выпитом вине, и совсем другое — увидеть, как в канаву выплеснули бочку кэналлийского. Рудольф это понимает, потому и просит воздержаться от встречи с Арно, только лучше бы регент понял, что по тонкому льду можно только бежать...

Лионель пошевелил сапогом серо-красные пласты, чтобы они рассыпались в прах. Позвонил. Открыл и тут же захлопнул книгу, которую так и не начал читать. И не начнет.

— Мой маршал? — Сэц-Алан ждал приказа. Вряд ли того, что воспоследует.

— Отправьте Уилера с «фульгатами» обедать, и пусть сразу же седлают коней.

Все уже сказано и подписано, дальше может быть только ссора, но, как заметил сам Ноймаринен, нынче не все так скверно и не все так спокойно, чтобы Проэмперадор Севера позволил себе схлестнуться с регентом. Даже проиграй фок Варзов сражение, больше, чем одну армию и одну Марагону, не потерять. Это не смертельно, не так смертельно, как раздрай вожаков и, видимо, то, что творится на юге, иначе Рокэ был бы здесь... Вдвоем они бы свернули горы: Алва — в Придде, Савиньяк — в Марагоне, но сейчас Лионель был один, а одиночество он ненавидел. То есть не одиночество, а ощущение, что на твоих плечах всё и решать, куда это «всё» девать, кроме тебя, некому. Один ты, так что изволь!

Он и изволил, в двадцать с небольшим став главой дома. Не лошадкой с гербом на попоне, а наездником, который выбирает, куда ехать и каким аллюром. Молодого графа манили кардинальские и губернаторские объятья, друзья отца так и норовили подставить плечо; Ли благодарил и поступал по-своему. Последнее не сразу замечала даже мать, чего уж говорить об остальных...

— Мой маршал, — доложил подменивший Сэц-Алана дежурный адъютант, — к вам геренций граф Гогенлоэ.

— Хорошо.

Гогенлоэ Лионель не ждал, хотя тот и водил дружбу с дядюшкой Гектором. Надлежащим образом составленный акт, передающий Леопольда Манрика на неопределенный срок в распоряжение Проэмперадора Севера, принесли еще третьего дня. Других общих дел у маршала с геренцием не нашлось.

— Добрый день, граф. — Визитер вместо одной привычной палки проглотил не меньше трех, что сулило непростой разговор. — Регент сообщил, что вы уезжаете.

— Да. Хайнриху самое время оскорбиться за дочь, а каданцам — извиниться за Фридриховы прогулки.

— Желаю вам успеха. Маршал Савиньяк, я пришел к вам с крайне неприятным делом. Я дважды просил об отмене решения о передаче вам Леопольда Манрика. Регент мне отказал, но позволил переговорить с вами. Если вскрывшиеся обстоятельства отвратят вас от вашей затеи, герцог уполномочил меня вернуть бумаги.

— Это невозможно. В Надоре слишком много беженцев и руин.

— И вы из-за этого готовы закрыть глаза на преступления временщиков!

— Выбирать между справедливостью и возможностью привести в порядок вверенную мне провинцию я не имею права. Как вы не имеете права не готовить документы, как бы вам ни была неприятна их суть. Садитесь.

— Благодарю. Регент предупреждал, что вы откажете, и откажете резко.