Сергей Алексеев - Очаровательная блудница

— В Сибири будет с золотом, — пообещал он и стал закатывать бочку на отвал. — Или с соболями… А скорее — вовсе пустая!

— Почему?

— Да легкая вроде…

— Не-ет, это чей-то клад! — засмеялась практикантка. — Мы клад нашли! Ура! Даже без волшебной ветки!

— Какой ветки?

— Ну той, которой ежиха вызволяет ежат! С ней же еще клады можно искать. Все открывается!

Рассохин закатил бочку на сухой и песчаный верх отвала, поставил на торец и обушком молотка разрубил первый обруч.

— Стой! — вдруг встрепенулась отроковица и схватила его за руки. — Надо загадать желание! Когда открывают клады, обязательно загадывают. И оно сбывается! Мы же сейчас прикасаемся к мистической тайне!

— А как загадывать? — спросил он.

— Ну, например, ты про себя говоришь, — стала учить, не отпуская рук. — Если в кладе то, что ты очень хочешь, о чем мечтал, то пусть мое желание сбудется! А если мура какая-нибудь, значит, нет.

— Какая мура?

— Что-нибудь ненужное тебе, ерунда всякая!

— А какое желание загадать?

— Это ты уж сам придумай, не маленький!

— Ладно, я загадал, — сказал Рассохин. — А ты?

— Разбивай!

Он разрубил второй обруч, затем третий — а их оказалось шесть, — бочка как-то по-человечески охнула, клепки у торца разошлись, и крышка провисла вниз. Женя дышала у самого уха, сгорая от любопытства.

— Ну, открывай!..

Стас подцепил крышку молотком, вытащил и увидел какое-то слежавшееся и влажноватое тряпье, хотя вода в бочку не проникала — скорее, содержимое попросту отпотело от перепада температур.

— Мура, — сказал он. — Ветошь.

Отроковица не поверила, точнее, не хотела верить — потянула серую и еще крепкую холстину, и в ней оказалось что-то завернуто и пересыпано желтой трухой наподобие табака.

— Погоди! — вдохновилась. — А это что?.. Библия?

В ее руках оказалась черная от времени, необычно большая и толстая книга в кожаном переплете. Они полистали ее, с трудом разлепляя волглые страницы — написано по-церковному, непонятно, затем выгрузили из бочки еще тринадцать так же завернутых в полотенца и тряпки, пересыпанных измельченной травой книг разного размера. На самом дне оказалось несколько меднолитых позеленевших складней и тяжелый медный же крест.

Смотрели друг на друга, на клад, и никак не могли определиться, что это — драгоценности, сокровища, так нужные им обоим, и тогда желание сбудется, или в самом деле бесполезная мура? Тогдашние познания Рассохина в области богослужебных книг и древнерусской литературы вообще были нулевые, собирательством редкостей и всяческих раритетов он не увлекался, поэтому оценить, что попало в руки, не мог. Понятно, что вещи эти музейные, наверное, для кого-то очень дорогие, необходимые, но только не для геологов, мечтающих открывать месторождения полезных ископаемых, а не спрятанные кем-то старинные толстенные книжищи, которые даже прочитать невозможно.

— Клад мистический, — наконец-то заключила Женя, благоговейно разглядывая книги. — Ты знаешь, что это, например? Какие тайны и истины скрыты за древними письменами?

Ей очень хотелось, чтоб желание сбылось, поэтому она так говорила, убеждала себя.

— Библии какие-то, что еще? — отозвался Рассохин. — Конечно, интересно. Букинистам, например.

Отроковица не могла оторваться от клада, и изумление ее было неподдельным.

— А что, если здесь какая-нибудь рукопись, не известная миру? Вот бы научиться читать!.. Давай для начала их просушим!

Они расстелили холстинки, разложили книги, но Женя вдруг спохватилась:

— Быстро неси сюда ветки! Надо создать тень! Нельзя сушить на солнце!

— Почему? Скорее просохнут…

— Книги долго были во тьме, — загадочным голосом и нараспев проговорила она. — Они боятся яркого света. Они могут ослепнуть! Потому что книги, как люди…

Рассохин посмотрел на нее как на сумасшедшую, но посчитал это за игру, за блажь, пошел и наломал охапку кедровых веток, после чего навтыкал их в песок, соорудив навес. Было уже по-летнему жарко, поэтому он решил позагорать, тем паче на высоком месте ветерком сдувало гнус, разделся и лег на другой, солнечной стороне отвала. Но у Жени купальник украли, поэтому она сначала подвернула маечку, заголив живот, затем склонилась к Стасу и прошептала, как будто их могли услышать:

— Я сейчас разденусь, но ты не смотри на меня!

Она выбрала местечко чуть ниже и в стороне, чтоб он не видел, сняла спортивный костюм, оставшись в гипюровом лифчике и таких же трусиках — и в самом деле, на это лучше было не смотреть. Но легла на общее обозрение бульдозеристов, которые утюжили площадку, подъезжая ближе двадцати шагов.

Рассохин сел к ней спиной и стал перелистывать книги, чтоб скорее просыхало. Бульдозерист, что вырыл эту бочку, могучий, спортивный мужик лет сорока, словно почуял — не поленился, взбежал на отвал, но больше не на клад глазел, а на отроковицу, лежащую поодаль.

— Святые писания! — будто бы восхитился он. — Во повезло некоторым!

— Возьми, если надо, — предложил Рассохин, кивая на книги.

— Я бы взял, — с хитроватым намеком сказал он. — Да кто же даст?

— Это не ты украл у меня купальник? — как-то игриво спросила отроковица.

— Купальник? — ухмыльнулся тот. — С удовольствием бы украл, на память!

— Тогда возьми книгу, — вдруг зовущим, шелково-шелестящим голосом предложила отроковица, ничуть не стесняясь своего гипюрного вида. — Это ты откопал клад. Тебя как зовут, юноша?

Бульдозерист в один миг слова ее оценил, покосился на Рассохина и вдруг уселся рядом с Женей, пожирая глазами — только что слюни не потекли.

— Меня зовут просто Ваня!

— Как мило — Ваня… — Она погладила его мазутную руку.

И это внезапно взбесило Стаса.

— Вали отсюда! — рявкнул он и поднял геологический молоток. — Ну, живо! Пока в лоб не получил!

Тот с сожалением и ухмылкой встал, помахал отроковице:

— Мы еще встретимся, красавица!

И ушел в свой трактор.

Женя проводила его загадочным улыбчивым взглядом и вдруг жестко произнесла:

— Чтоб я больше не слышала этого тона.

— Какого тона?

— Ревности! Я что тебе, жена? — и попросила, словно ничего не случилось: — Принеси мне книгу. Я тоже буду сушить.

Рассохин демонстративно отвернулся и сел, механически перелистывая страницы. Она же почуяла вину, подползла к нему, по-змеиному извиваясь, и неожиданно прижалась грудью к его спине, затем слегка потерлась, и едва прикрывающий ее прелести кружевной лифчик снялся сам. Стас ощутил ее твердые соски и стиснул зубы, чтоб преодолеть головокружение.

— Какой ты ершистый… — Отроковица погладила его волосы. — И заводной… Это потому, что ты совсем юный. Ну, повернись ко мне…

Стас в тот же миг ей все простил, медленно развернулся и накрыл груди руками. Она же игриво отстранилась, поправила лифчик, чмокнула его в щеку.