Ярослав Коваль - Война за корону

— Вот там — стоянка господина Мирдамара. Рядом — шатёр лорда Аовера. Вот там, — показывал Санджиф, — господин Тервилль. Помнишь его?

— Как не вспомнить!

— Вот там — госпожа Шаидар и её родственники… Ты же, кажется, летел сюда с госпожой Элейной?

— Угу…

— А кому принадлежат остальные шатры, я пока не знаю. Отец не успел рассказать.

— Как думаешь, чем мы тут будем заниматься? Твой отец зачем-то же потащил тебя с собой. Да и меня заодно.

— Понятно, почему он счёл нужным взять с собой меня, — рассудительно пояснил Санджиф. — Я должен уметь вести войны, защищать свои владения. Теории меня учили, теперь будут учить практике. К тому же в центре армии, в штабе, почти так же безопасно, как в замке, который тоже можно осадить и взять штурмом. Теоретически. Почему он взял тебя, я догадываюсь…

— И почему же?

— Да ты, думаю, и сам догадываешься.

— Слабо представляю, честно говоря. Ты намекаешь на мои способности? Ну так они у меня есть и тут, и в замке, и в школе. Зачем на передовую-то тащить?.. А это что? Полевая кухня?

— Не полевая, но кухня. Зайдём?

— Хорошо бы…

— Понимаешь, в нашем мире всё по-другому, чем у вас. У нас войны ведутся лордами, которые так или иначе представляют интересы своих людей, живущих на своих землях. Поэтому очень велика приверженность традициям. И чтобы увереннее противостоять соотечественнику, ни с того, ни с сего объявившему себя императором, не помешает веский довод. А желательно — два или три. Первый — это то, что у лорда Ингена слишком мало прав на престол. Они настолько малы, что и говорить о них не стоит…

— Но они есть? — насторожился Илья.

— Они есть почти у каждого, чьи предки носили титул триста и более лет назад. Большинство знатных семейств состоят в родстве со старой династией Рестер хоть через какую-нибудь правнучатую племянницу троюродного прапрадедушки. Дом Инген тоже.

— А ваша семья?

— Конечно. Мой прадед был женат на младшей сестре императора. Детей у них, правда, не было, но сам факт брака — был. По сути получается, что у моего отца намного больше прав на престол, чем у лорда Кернаха… — Илья не знал всех нюансов местного этикета, но по выражению лица своего друга догадался, что тот в сложившейся ситуации, назвав врага по имени, пусть и с присовокуплением «лорд», заочно выразил ему неуважение. — А если говорить о лорде Лонагране, так он внук сестры одного из императоров и вообще был близок к семейству Рестер.

— Да, я знаю. Молочный брат, и всё такое…

— Словом, первый аргумент — это то, что у нашего самопровозглашённого монарха на это нет никаких прав. А второй аргумент — это ты, обладающий императорским Даром. В смысле если есть ты, то всем остальным «родственникам» Дома Рестер, не обладающим теми же способностями, лучше не высовываться.

— Но ты же знаешь, что я императорам не родственник.

— А это не имеет значения, поверь. Я вот, когда учителя мне рассказывали о ваших царях, запомнил, что в каком-то там вроде бы шестнадцатом веке при выборе претендента на престол большее значение имела родственная связь с женой последнего правителя, чем прямое происхождение от какой-нибудь сестры или тётки этого же правителя. Так было, кажется, с вашим царём Годуновым, или как он там… А почему так? Потому, что таковы были ваши законы и традиции. Вот у нас — другие законы и традиции. Если бы не было тебя и твоего Дара, можно было бы считать, кто по родственным связям ближе к его величеству Эйтарду Рестеру, но ты есть. Поэтому становится очевидным, что лорду Ингену тут искать нечего. И ты тому зримое доказательство.

— Офигеть раскладик!..

— К тому же отец предпочитает держать тебя на глазах, потому что из штаба труднее кого-то выкрасть, чем из замка… Хотя и из замка тоже трудно, но ты же мог, к примеру, от охраны улизнуть и пойти погулять…

— Я что — ненормальный, что ли?

— Ты-то нормальный, только не каждому старшему это можно доказать. Он предпочитает, чтобы с тебя не спускали глаз. Потому что заполучить тебя для Ингена сейчас важнее всего на свете. Если ему это удастся, и хоть часть твоего Дара он сумеет у тебя отнять, его права на престол станут неоспоримыми. И дальше будет спор лишь о том, следует ли признавать легитимным учреждение монархии или нет. Но это уже, знаешь, такой вопрос… Среди лордов очень много тех, кто в целом за монархию.

— Придурки.

— Зря ты так. Просто монархия во многом естественна для нашего мира, для нашего уклада, который может показаться тебе сильно устаревшим…

— Да просто первобытный строй какой-то, вот что я скажу!

— Слушай, у вас же в некоторых странах и даже в некоторых областях твоей же родины по-прежнему действуют принципы и установления средневековья. Разве нет?

— Ну… Это же глубинка, далеко…

— Однако есть, хоть и не повсеместно.

— Я понял, понял: сами хороши. Но твой же отец стоит не за монархию, да? Он же, как я понял, хочет, чтоб Оборо… то есть Ночным миром продолжал править Совет?

— Да. Но и ты как доказательство абсурдности претензий со стороны лорда Ингена ему тоже нужен.

— Ну и пожалуйста. Главное, чтоб дрова рубить не заставили. Впрочем, я и дрова могу порубить. Мне не трудно.

— Господа, если собираетесь есть, так сообщите мне об этом, наконец, — рассердилась полноватая женщина, хлопотавшая над жарко растопленной походной плитой. — А то у меня куча дел, некогда тут ждать, пока вы наговоритесь.

Однако, хоть и с недовольным видом, но поставила перед ними на стол, кое-как собранный из грубых неструганых досок и четырёх чурбаков, по миске мясного супа, дала хлеба и показала, откуда наливать себе горячий кофе. Илья с наслаждением, с толком и расстановкой взялся за еду, и даже не потому, что в кухонной палатке было не просто тепло — жарко, а потому, что тёплая пища согревала лучше любой печки.

Уже теперь он, ошеломлённый столь резкими переменами, одним махом развернувшие его жизнь в колею, о которой раньше не приходилось даже и задумываться, до странного просто, но зато отчётливо ощущал, — и удовольствие от горячей пищи, вкус свежего хлеба на языке, запах дымка от печи, холодок, наползающий от полога. Вспоминая свой полёт на виверне госпожи Шаидар, юноша снова чувствовал бьющий в лицо ветер, приглушённый гибкой подвижной спиной впереди себя, и ощущение падения, сменяющееся стремительным и совсем ненатужным взлётом. Впечатления полнили его, не оставляя в сознании места ни для чего другого.

Потом Санджифа позвали куда-то, и он умчался, едва успев вернуть пустую миску кухарке. Илья помог женщине притащить несколько охапок дров, наколол щепы, а от чистки картошки ловко увернулся и пошёл бродить по лагерю. Он ожидал от бивуака на Оборотной стороне мира чего-то особенного, чудесного, небывалого и очень быстро разочаровался. Всё вокруг выглядело до разочарования обыденно.