Татьяна Тихонова - Заонежье, или Жизнь по ту сторону...

Свей понемногу узнавал в прибывших тех, кто иногда ему встречался в Древляне. Ольсинор, самый старший из них, с белыми распущенными волосами, спрятанными под длинный меховой плащ, сидел возле стола и о чем-то переговаривался с Мокшей и Схлопом. Дурашливость гнома словно рукой сняло. Он не сводил серьезных, маленьких, глубоко посаженых глаз с эльфа. В какой-то момент тот вдруг взглянул прямо в лицо Свею, и странное ощущение коснулось души парня. Так было, когда отец вдруг пожалеет его, молча, ни говоря ни слова, и обида вдруг отпустит…

Второй эльф, черноволосый, молчаливый, его спокойный взгляд переходил от одного к другому. Редкие замечания, слетающие с его губ, были всегда в точку, будто он видел все насквозь. Еще мальчишкой, Свей помнил, Рангольф однажды спас его от смерти. Лошадь испугалась и понесла… семилетний Свей, сидевший в седле, болтался из стороны в сторону, держась из последних сил, и все, что он пытался сделать, не помогало. Рангольф появился на пути обезумевшей лошади словно из-под земли. Вперившись взглядом куда-то то ли в глаза, то ли в лоб лошади, которая стремительно приближалась, то вскидываясь на дыбы, то опадая и вскидывая высоко зад, он не ушел, не отскочил, не убежал… Уже прямо перед ним лошадь остановилась будто вкопанная. Свей, тяжело свалившись с нее, по-детски обхватил руками своего спасителя, ничего не промолвив с испугу, лишь задрав голову и серьезно глядя в лицо спасшего его… Удивительное величие и дружелюбие одновременно поразило Свея. Тогда он впервые увидел эльфов.

Третьим был широкоплечий, невысокий дрод Умо. Он как и все дроды был носат, волосат и мрачен. Уши у него были очень большие, да и еще к тому же торчащие в стороны. Умо с малолетства жил у эльфов, потеряв родителей, у одинокого Ольсинора и поэтому оказывался везде, куда отправлялся старый эльф.

А вот четвертым… вернее четвертой была она… Айин. Свей не ошибся, он ее почувствовал еще в туннеле. Как? Услышал ли ее голос? Она молчала… Увидел? Нет, было слишком темно… Он услышал ее мысли… Он мог их отличить из тысячи других…

Она сейчас сидела рядом. Капюшон Айин не сняла, и теперь Свей, изредка взглядывая на нее, видел лишь точеный профиль и выбившуюся прядь русых волос.

Не желая выдавать, как сильно захватила его эта встреча, Свей равнодушно перевел взгляд на Мокшу. Тот ему что-то сказал. Но что? Дружинник не повторил вопроса.

В наступившей вдруг тишине стали слышны негромкие слова Ольсинора.

— Мы шли по Онеже день и всю ночь, и сегодняшний день… Орки стоят выше по реке, отсюда верст сто будет. Здесь стоит тысяча. Но это не все… Они идут через Медвежий перевал. Там есть проход в горах, если идти с Запада, то, зная его, можно попасть прямо к нам, в Ивию. Ведет их Изъевий.

Ольсинор говорил негромко, поглядывая то на Мокшу, то на Свея, иногда на Схлопа… Но было ясно, что он не просто так это все им рассказывает.

— Сейчас мы идем к Светославу с тем, чтобы сообщить ему, что помощь от эльфов уже в пути, но темную рать нам не остановить, слишком не равны силы… А орки все прибывают и прибывают, и нет им числа… Вы должны поднимать драконов…

Мокша и Схлоп одновременно взглянули на Свея. Он от неожиданности резко подался вперед и сказал:

— Драконов? А их можно убедить встать на нашу сторону? И где они вообще?

Рангольф, улыбнувшись, произнес:

— В горах… где же еще могут быть драконы? Где еще такие гиганты могут спокойно жить… Им, конечно, мало дела до бед наших, и осталось их немного, но есть у них один старый долг… — Эльф усмехнулся и переглянулся с Ольсинором. — Случилось как-то нашему Ильсинору помочь ихнему вожаку. Обвалом его завалило однажды, покалечило сильно, и не мог он себе помочь, как всегда это было, ибо сильна древняя драконья магия. Легенда гласит, что стало в небе черно от стай обезумевших от горя драконов. А Ильсинор, узнав об этом, не выходя из своей хижины на берегу Северного моря, излечил Великого Цава, и тот с легкостью выбрался из-под завалов… И тогда же Цав сказал Ильсинору, что " он ошибался, принимая малорослых обитателей старой Ивии за тучи разжиревшего гнуса и мошки, который разучился от своей лени и обжорства летать, и только лез во все щели, досаждая великому племени драконов… " и обещал помочь в минуту бедствия своим соседям… Вот так-то, друзья…

Ольсинор вздохнул.

— Только эльфы столько не живут… Ильсинора давно нет на белом свете. А Цав до сих пор живет и здравствует. Правда, уж давно его в небе никто не видел. Тяжеловат стал он для полетов…

Свей слушал, позабыв про сидевшую рядом Айин, и вздрогнул, когда она заговорила. Ее голос он никогда не слышал. Она насмешливо сказала:

— Так может, он уже в детство впал, отец, и примет нас за гнус… И одним движением хвоста…

— Ая… — Сдерживая усмешку, Рангольф, строго погрозил дочери пальцем.

— Гнус превращается в мокрое место… — подхватил громогласно Схлоп. — Да, — он покрутил большой головой, переводя нахальный взгляд с непроницаемого лица одного эльфа на другого, и добавил, — хотел бы я знать, что заставит Великого Цава нас выслушать…

— Не что, а кто… — ответил Ольсинор, — Рангольф, правнук Ильсинора, пойдет с вами, а Умо, как и все дроды, умеющий говорить с драконами, поможет в беседе…

Умо, до сих пор молчавший, кивнул головой. Длинные черные волосы, через которые торчали круглые уши, качнулись сальными прядями. Свей давно уже присматривался к нему. А дрод не сводил своих маленьких черных глаз с красивой эльфийки, которая теперь, откинув капюшон и смеясь, была особенно хороша.

— И медлить нельзя… Осталось предупредить князя, чтобы лесовичи держались до прихода помощи, потому что до осады остались считанные часы… — Добавил Ольсинор.

И все замолчали. Где-то неподалеку в конюшне слышно было, как Ригурн напевает песенку… всхрапывают лошади, уставшие после большого перехода, и, наконец, получившие долгожданный отдых…

Все было как обычно… Только недобрые предчувствия не давали радоваться как раньше встрече с друзьями, и слова грустной незатейливой песни гнома бередили душу:

…Сегодня день прошел, и я

Пришел к тебе домой.

Трещит сверчок, и дождь шумит —

Мне хорошо с тобой.

А завтра будет новый день,

Не думай зря о нем.

И что ж, что нет нас в нем с тобой

Сегодня мы вдвоем…

Еще не начался рассвет, а в доме Сахлопивура уже никого не было. И если кто-нибудь решил бы теперь зайти к гостеприимному гному, то не нашел бы даже следов, не то что тропинки к небольшому оврагу на опушке леса у Древляны. Снег лежал ровным полотном, словно здесь никто и не бывал…

Старый Ольсинор в полусумраке коридора, еле освещенного крохотным светлячком, повисшим в воздухе, еще раз взглянул придирчивым взглядом на тщательно заметенный снегом вход в тоннель. И остался доволен проделанной работой. Потом нащупал на каменистой стене выступ и надавил на него.