Stashe - Пустоцвет. Танцующие в огне

— Нарьяна убила меня, — я сухо усмехнулась. Горло еще побаливало, — точнее, она так думает.

— Но почему?

— Не знаю.

— Я не давал приказа.

Стекло оказалось неожиданно холодным, покрытым маленькими капельками воды. Прислонившись к нему лбом, я закрыла глаза и хотела только одного — остаться в одиночестве:

— Скайлэз. Мне все равно нужно поговорить с ней.

— Но зачем?

— Ты не поймешь.

— О, да! — Мужчина дернул плечом, слишком раздраженный, чтобы говорить спокойно, — какая-то сучка просто воткнула в тебя кол! Знала, что ты моя гостья и воткнула. Она умеет отличать вампиров от сташи, уж поверь. А я еще и заметил слишком поздно. Да, как она вообще посмела!

— Твоя сучка. Это угнетает? Что она поступила так, не узнав твоего мнения?

— Заткнись! Замолчи, ради темных богов луны, Сташи! Что ты несешь?

Я помолчала немного, думала.

— Попроси ее защищать меня, — сказала и ощутила, как мурашками набежало — предчувствие действия. Дверь распахнулась и, ударившись о стену, едва вновь не захлопнулась. Я обернулась. Мэрис. В бешенстве. Мне не нужно было догадываться, слишком долго мы знали друг друга.

Скайлэз решительно преградил ему путь:

— Остановись. Не то время. Она очень утомлена и к тому же ранена.

— Без тебя знаю.

— Тогда притормози.

— Да кто ты…

— Оставьте меня оба в покое! — Выкрикнула я, — Оставьте! Оставьте!

Время — песок, ускользающий сквозь пальцы. Мое время, смерзшееся крошево, едва заметные крупицы коего иногда падают. То существо, которое знала моя мать, Левату, почти исчезло. На смену же, пока что не пришел определившийся сташи. Тот, кем я себя ощущала, еще не видел глубинного смысла в происходящем, не понимал разницы. Если ничего не ощущающий кроме голода вампир мог когда-то называться счастливым, то да, я была счастливой. Просто не знала о том. 55 лет…очень мало для упыря и для сташи. Но целая жизнь для человека. Мне хотелось интересоваться, испытывать эмоции и жить чувствами, но я не умела. Оставаться холодной и равнодушной не могла. Все, о ком говорил в порыве добродушия Мэрис, приспособились жить, переродившись. Только он не вписывался в означенные собственной рукой рамки. Может, потому и выбрал жизнь охотника? Странника без дома и прошлого.

Скайлэз снова посмотрел на Нарьяну. Красивая. Девственница, как и положено. Только чистые обладали необходимой силой. Убийца должен быть хитер, осторожен, обладать сильнейшей интуицией и оставаться равнодушным к чарам. Перед вампиром не может устоять ни женщина, ни мужчина, только девственник и то не всякий. Нарьяна оказалась одной из лучших охотниц и самой своенравной. Она только раз проиграла, но эту слабость вывернула ненавистью к Сташи. И даже при этом ей не хватало смелости отказать ему. Да и не самоубийца же она, в конце концов.

— Ты поняла?

Потупила глаза. Прячет не просто так. Скайлэз знал, что увидит в них ярость перед отсутствием выбора. Это не смирение — видимость. Но ему было все равно. Он знал, что Нарьяна ценой своей жизни теперь станет защищать ту, которую продолжит ненавидеть. Охотница. Они все такие.

— Да. Сделаю.

Когда вошли в комнату, страж попытался разглядеть, а не отразиться ли что-нибудь в глазах Сташи. Ничего. Пустота и непроницаемость. Можно было гадать, зачем же ей нужна охотница. Но, надоело.

— Ты уже знаешь Нарьяну. Она будет твоей защитницей. Подчиняется, пока есть такая необходимость.

Он немного постоял рядом с ними, надеясь увидеть интересное зрелище. Девушки молча сверлили друг друга взглядами и не шевелились. Пожав плечами, Скайлэз вышел и аккуратно закрыл за собой дверь.

— Ты нравишься ему, — сказала Нарьяна, — иначе, он никогда не позволил бы собой командовать.

— Мы можем поговорить?

— Да. Ты же добилась своего. Или лучше говорить — вы, хозяйка?

— Садись, на кровать, Нарьяна. Выслушай меня, пожалуйста.

Она подчинилась:

— Значит действительно сташи? Той же породы что Скайлэз?

— Не человек. Ты правильно поняла. Я не человек. Моя мать была. Я пытаюсь вести себя дружелюбно, но ты очень агрессивна настроена. Почему?

— Ты вампир.

— Не вампир.

— Была им. А Скайлэз нет.

— А ты уверена в том, что все именно так?

— Я знаю, что ты такое — смерть. Он — страж нашего мира, очищает от нечисти подобной тебе города и деревни. Все видит, чувствует и направляет. Мы его руки.

Сташи медленно улыбнулась. Хитро.

— Ладно. Пусть так. Расскажи, что случилось в деревне.

— Игра. В тот день удача действительно отвернулась от меня. Впервые. Гадина загнала в угол. Думаю, он и дальше будет искать, преследовать, пока не упокою его.

— Это опасно.

— Я охотница.

Скрипнула дверь. Прежде, чем Сташи открыла рот, чтобы предупредить Нарьяну, та молнией скользнула вперед. В следующее мгновенье Мэрис застыл с выражением лица, которое показалось ей почти ошарашенным. Он медленно отвел руку с кинжалом от груди. Мог бы сломать запястье охотницы, но не стал. Хотя раздражение испытывал немалое, даже не смог скрыть свои чувства. Удивительно, что не почувствовал заранее приближение Нарьяны, как-никак сам охотник и не человек. Сташи понимала его злость. Однако расслабляться, даже в доме друга не следует. Это смерти подобно.

— Мэрис. Мой спутник, — представила она Нарьяне мужчину.

— Простите, — та шагнула назад, убирая оружие, и без особой почтительности кивнула.

— Что за ведьма? — яростно прошипел охотник.

— Нарьяна, защитница.

— С каких пор тебе понадобилась защита? — Фыркнул он.

— С некоторых. А впредь, стучись.

Мэрис надулся.

— Ты что-то хотел? — медовым голосом поинтересовалась Сташи.

— Уже нет, — огрызнулся охотник, — как погляжу тебе и без меня хорошо. Спокойных снов.

— Я буду ночевать около твоей двери, — сообщила Нарьяна.

— Но…

— Считай меня своим сторожевым псом, милочка, — обрубила охотница и вышла за Мэрисом.

Днем Сташи проснулась. Пробуждение было не из приятных. Наполненный кошмарами сон прервался и перешел в кошмар наяву. Ее душил сухой кашель, по телу медленно разливалась слабость. Каждый вдох был словно глоток огня. Сташи закашлялась, чувствуя странное онемение рук и ног. Свалилась с кровати, шатаясь, на коленях доползла до двери, непрерывно кашляя. Она поняла, что легче не стало, а вялость лишь усиливается, и из последних сил толкнула ладонью шершавую деревянную поверхность. Удар получился слабым, но дверь распахнулась сама собой. Девушка опустилась на пол, обессилено прижалась щекой к каменным плитам, и тихо дышала. Легкие жгло, перед глазами стояла плотная белая пелена. Прошла целая вечность, прежде чем она услышала голоса над головой.