Феликс Крес - Брошенное королевство

Поглаживавший топор мужчина рассмеялся, вместо того чтобы убить. Весело улыбаясь, он с любопытством разглядывал симпатичную девушку, которая столь запальчиво стремилась его защищать. Он смотрел на нее так, словно видел впервые. На фоне привлекательного личика замаячило мужское лицо Ранера, а рядом — лицо легендарной армектанки, которую никто не сумел покорить… до самого конца. Глорм мог бы поклясться, что тень кряжистого гвардейца повернула голову к мускулистой и ловкой Охотнице, способной побороть мужчину… Он был уверен, что они улыбнулись друг другу, — и сам тоже улыбнулся еще раз.

— Хорошо, — неожиданно сказал он. — Ты поедешь со мной, Энита. Но как свободная женщина, не как моя невольница. В Тяжелых горах все свободны. У тебя есть лук? Тогда купи его и все, что тебе понадобится. В первую очередь — какую-нибудь хорошую горную кобылку.

Она готова была упасть на колени и благодарить, но что-то ее удержало. Несколько мгновений она смотрела прямо в глаза своего господина, так, как не осмеливалась смотреть никогда прежде. Он больше не был ее господином, он был… командиром. Она кивнула и сказала:

— Я куплю несколько луков. Посоветуешь мне, господин, какой будет лучше всего… там, куда мы едем.

Он кивнул в ответ, а когда она стала подниматься по лестнице, кивнул еще раз, уже самому себе. Ему пришло в голову, что благодаря обычной прихоти он, возможно, обрел хорошую и смелую подругу. Наверняка ей предстояло умереть в течение ближайшего месяца. Но если нет… Ему казалось, что в этой симпатичной жемчужинке есть нечто такое, что может сделать из нее настоящую горную разбойницу.

На следующий день, с самого утра, к нему явились еще две девушки, осмелевшие после успеха Эниты. Он выслушал их, после чего сказал:

— Я посылаю вас на Агары. И не заставляйте меня повторять то же самое в третий раз.

Они слегка испугались, но не сдались. К несчастью, они не знали, что мягкий и добрый господин навсегда остался в темном подвале и похоронен среди пустых сундуков, а его место занял другой, который терпеливо выслушал очередную порцию просьб и горячих заверений и наконец спросил:

— Знаете старую сказку про лягушку, которую пастушок не раздавил на лугу, и которая в ответ…

Они отрицательно покачали головами.

— Жаль.

Не за каждым вставали тени воинов.

Он велел им продаться в самое худшее невольничье хозяйство, а полученные деньги выбросить.

На северной окраине большой деревни был возведен не слишком внушительный, но зато весьма необычный дом. Обширный, деревянный, увенчанный изящной башенкой, он походил на охотничий домик, к которому со временем пристроили дополнительные помещения, жилые и хозяйственные. Привлекала внимание очень большая конюшня, соединенная с сараем для повозок. Все это окружал роскошный вишневый сад; ранней весной, когда белые цветы падали на землю, здесь наверняка было просто прекрасно.

Что такого таилось в душах суровых громбелардских воинов, что, выпустив мечи из рук, они оказывались совершенно другими людьми — добрыми господами, хорошими хозяевами, заботливыми мужьями и отцами?

Делен, который в Громбеларде был законченным гулякой, любимым всеми женщинами и ненавидимым очень многими мужчинами, никогда не умел экономить. Несмотря на щедрый (и беспроцентный) заем, выданный его бывшим командиром, в Дартане ему хватило средств лишь на одну — хоть и большую, но зато бедную — деревню и заброшенный дом, в котором недавно умер его последний владелец, после чего семья поспешила избавиться от наследства. Через несколько лет деревня (весьма скромно названная новым хозяином Делоной) вошла в число самых богатых в городском округе Эн Анелу, дом же заблистал новой крышей и даже стеклами в некоторых окнах. Его благородие Делен с пилой, молотком или рубанком в руках командовал плотниками и столярами столь же умело, как когда-то вооруженным отрядом. Лишь от одного недостатка он так и не избавился, а именно — от любви к женщинам. Говорили, будто вопли множества младенческих глоток, доносившиеся из деревенских хижин, свидетельствовали не столько об исключительном темпераменте крестьян, сколько о заботе нового господина о своих подданных… Ее благородие Алия, мягкая и тихая женщина, образцовая жена и заботливая мать трех дочерей Делена, проплакала, как поговаривали, не одну ночь в одиночестве. Но столь же часто ее видели в новом платье или с новым украшением, и слышали ее смех во время конной прогулки в обществе мужа. Делен очень любил свою жену, которая была на семнадцать лет его моложе, и, хотя не мог справиться с некоторыми своими недостатками, умел, однако, просить прощения и раскаиваться.

В сущности, они были спокойной и вполне счастливой семьей, живущей скромно, но в достатке.

За все годы только раз случилось нечто, нарушившее ровное течение жизни деревни и ее обитателей. Будто бы в деревянном дворце появилось несколько подозрительных личностей, говоривших на странном языке, том самом, которым иногда пользовался его благородие Делен в разговорах со старым слугой. Люди эти уехали, но предупредили, что вернутся, а на следующий день жители деревни увидели ее благородие Алию, заплаканную как никогда прежде, которая покидала дом вместе с детьми и девушками-служанками. Два дня спустя прямо посреди ночи в доме и прилегающем к нему саду произошло нечто страшное, слышны были крики — но что там, собственно, случилось, знали, похоже, только Делен и его верный слуга, который всегда сопровождал господина… Никто больше никогда не видел шестерых, говоривших на странном языке, зато кто-то видел слугу, ведшего куда-то перед рассветом нескольких лошадей. Госпожа Алия вернулась домой, жизнь в деревне вошла в прежнее русло, и течения ее не нарушила даже большая война, прокатившаяся по Дартану. Сражения разыгрывались где-то далеко; повозки какой-то армии только однажды прогрохотали среди хижин; и хотя их потребовалось нагрузить разными припасами, все было оплачено под пристальным взглядом его благородия Делена, которому старший из обозников постоянно кланялся в пояс. А кланялся он тем более усердно, поскольку на время войны его благородие собрал небольшую вооруженную свиту и разговаривать об оплате пришел не один.

Но теперь жители деревни снова стали осторожно выглядывать из домов. Прервалась работа в полях, матери созывали детвору, которая выбежала отовсюду, чтобы сопровождать настоящую армию, двигавшуюся вдоль западной окраины деревни; армию, ибо это были не повозки, которыми правили скучающие слуги, но конный отряд увешанных оружием воинов. Когда стало ясно, как много оружия у прибывших, двери хижин начали захлопываться наглухо. Женщины на всякий случай ударились в плач, их сурово упрекали и утешали столь же перепуганные мужья, пытавшиеся окриками прибавить себе присутствия духа. За вооруженными украдкой наблюдали.