Антон Орлов - Искатели прошлого

— Ты ушла от Мерсмона?

— Почему — ушла? Отпросилась. Во дворце ремонт, не до церемоний, но вечером я должна туда вернуться. А сейчас полдень, у нас полно времени.

— У тебя не будет из-за этого неприятностей?

Я дотронулся до ее шелковистых платиновых волос. Мне еще в Кесуане отчаянно хотелось их потрогать.

— Нет. Абсолютно никаких. Властителю очень даже удобно, если у меня кто-нибудь появится, а то он опасался, что я влюблюсь в него и начну создавать проблемы. Ему ведь нужна фиктивная жена, а не настоящая. Залман, я тебя люблю.

Эфра прикоснулась к моей исполосованной шрамами щеке. Пальцы у нее были нежные и прохладные.

— Я тоже тебя люблю.

Вокруг нас бесновался ураган — идеологические и политические разборки, коррупция, колдовство, Темный Властитель, Высшие, гражданская война — а нам не было до всего этого никакого дела".

Шум в холле. Не просто шум — грохот.

Первая мысль: добрался таки до него тот нематериальный ураган, о котором он написал невесть сколько долгих лет назад в своем дневнике.

Потом снизу донесся взрыв голосов.

— Залман! — позвала Сандра.

Выскочив на лестницу, он обнаружил внизу целую толпу.

Несколько юношей и девушек в форме Пламенного Легиона, один из них сидит на полу, среди цветных глазированных обломков. Хорошая была ваза, с Магарана.

Лидия прижалась к стене, ее тускло-русые волосы разметались по плечам, и сейчас она особенно похожа на больную русалку. Рукав кружевной кремовой блузки разорван.

Из дверей опасливо выглядывает пожилая служанка в вышитом переднике.

Сандра стоит посреди холла, на ней вишневое кимоно с бледно-розовыми магнолиями. В лучах солнца, бьющего в окна с запада, сверкают рубины в золотой диадеме гранд-советника.

— Это мой телохранитель, — Залман понял, что Сандра представляет его незнакомым молодым людям, и слегка поклонился. — Он признан недееспособным, поэтому не отвечает за свои действия. За убийство ему ничего не будет. Залман, по моей команде убьешь, на кого я покажу.

— Как — убью?.. — опешил Залман.

— Шею свернешь, — невозмутимо пояснила Сандра. — Начнешь вот с этого, — она кивнула на юношу, сидевшего среди обломков магаранской напольной вазы. — Мерзавец хотел совершить изнасилование в моем доме.

— Нет, нет!.. — тот покраснел, как свекла, и отчаянно замотал головой. — Я это… Нужна она мне… Это хотел, не то…

— Госпожа Янари, вы нас неправильно поняли, — вмешалась бойкая плотная девушка с мальчишеской стрижкой и грамотной речью отличницы. — И Кайберта вы ударили, не разобравшись, он не это имел в виду, а совсем другое. Мы пришли забрать для перевоспитания Лидию Никес, у нас есть бумага с печатью. Вы должны отдать ее нам.

— Я — должна? — не повышая голоса, переспросила Сандра. — Я — вам — должна? Вы целой шайкой вломились ко мне домой, порвали кофточку на моей секретарше, побили предметы домашний обстановки — иначе говоря, устроили погром. Это уголовно наказуемое деяние.

— Вы же сами толкнули Кайберта на эту вазу! — запротестовала отличница.

— А кроме того, разговариваете со мной в оскорбительно грубой манере!

Быстрое движение — и на солнце блеснул клинок дуэльного меча. Сандра выхватила его из-под кимоно с магнолиями, и Залман подумал, что это получилось у нее эффектно, как в театре.

— Кто из вас примет вызов и ответит за нанесенное мне оскорбление?

— Вас никто не оскорблял! — у девушки, вступившей в прения, побелел кончик вздернутого носа.

— Вы продолжаете разговаривать со мной недопустимым образом. Или вам неизвестно, кто я такая?

Ну да, Сандра ведь важная персона… Залман попытался припомнить, какой она носит титул. Что-то очень значительное, на самой вершине социальной лестницы. Кажется, в дневнике об этом было… Ага, вспомнил!

— Неужели вы не знаете? — раз его сюда позвали, стоит внести свою лепту в наведение порядка. — Она Королева Всех Кошек и Собак, и вы должны вести себя с ней, как подобает!

— Слышали, кто я? — Королева Всех Кошек и Собак крутанула сверкающую "восьмерку".

Легионеры попятились, начали в замешательстве переглядываться, потом дружно подались к выходу. Кайберт прополз несколько метров на карачках, вскочил, опрокинув кресло, чуть не врезался в косяк и вывалился в коридор следом за товарищами.

— Они решили, что у нас тут сумасшедший дом! — с явным удовольствием заметила Сандра, убирая клинок в ножны под полой вишневого кимоно.

— А разве нет? — машинально пробормотал Залман.

— Ушли! — с облегчением вздохнула прильнувшая к окну служанка.

— Они вернутся, — тихо сказала Лидия.

Она так и стояла у стенки, словно приклеенная.

— Вернутся через две-три недели, — Сандра поддала носком замшевой туфельки черепок вазы. — А нас тут уже не будет. Мы уедем раньше.

"Вчера получил премию — в первый раз с тех пор, как меня наказали за содействие мятежникам. Я уже больше года не делал записей в дневнике. Не до того было: много рейсов, а когда я в Танхале, ко мне приходит Эфра, и опять не до того.

С Эфрой у нас все по-другому, чем было с Вир. Наверное, потому, что она меня любит. Для Вир на первом месте ее контакты с Высшими, ее идеология, ее увлечение лесной пехотой, а для Эфры главное — наши отношения. При этом ей нет дела до того, что происходит в обществе, и о политике она рассуждает довольно-таки цинично, без сочувствия к кому бы то ни было. Как будто зимой на Мархене часть ее души превратилась в кусок льда и до сих пор не может оттаять.

Иногда у Эфры появляется навязчивый страх, что из-за той мархенской истории я начну ревновать ее или относиться к ней плохо. Это была бы типичная реакция, но у меня нет типичных реакций — я ведь вырос в изоляции, и условные социальные рефлексы, они же предрассудки и стереотипы, не были внедрены в мое сознание. Поэтому, кстати, когда я попал в Танхалу, я поначалу не мог усвоить, за какие оскорбления надо сразу бить собеседника по физиономии, а за какие не надо, пришлось даже список составить. Лезть в карман и сверяться со шпаргалкой, а потом уже отправлять оппонента в нокаут — со стороны это выглядело дико, но несколько раз именно так я и поступал. Когда рассказал об этом Эфре, она стала смеяться и надолго успокоилась.

Нашу связь можно описать примерно так: мы с ней во всем очень разные, но мы словно жители одной страны, и на территории этой страны различия не мешают нам понимать друг друга.

А с Вир мы как будто были гражданами враждующих государств. За этот год я получил от нее три письма: сплошные лозунги, как в тех листовках, которые они клеят по ночам на стены домов (расклейщиков ловят и съедают патрули кесу — это смертники, которыми НПА сознательно жертвует, хотя их писанину мало кто читает). Не знаю, зачем Вир отправляла мне эти письма. Я рад был узнать, что она жива, но известие о себе можно было прислать и не в такой казенно-пропагандистской форме.