Антон Орлов - Искатели прошлого

— Ты для меня уже полезен, — он смерил меня насмешливым взглядом. — Хочешь ты этого или нет.

— Каким это образом? — спросил я вслух.

— Эфра не согласилась бы на кого попало. Для того чтобы она перестала проявлять ко мне ненужный интерес, я должен был предложить ей взамен благородного рыцаря высшей пробы, и ты подвернулся очень кстати. Ради этого я сохранил тебе жизнь в Лесу около Сагоды.

— Как это?.. — тут я действительно удивился.

— Когда вы туда пришли, сработали, скажем так, сторожевые контуры. Тебе не обязательно знать подробности, но я позаботился о том, чтобы ты не получил смертельных ранений и чтобы тебя не тронули животные, которых неизбежно должен был привлечь запах крови.

Я вспомнил, как туго мне пришлось тогда в Лесу. Если это была помощь, то слишком скупо отмеренная. С другой стороны, он ведь не был мне что-то должен, а я спасал от расправы его врагов, так что спасибо и на том, что он не дал мне умереть. Я вслух поблагодарил его, решив, что это будет правильно.

— К тому же, Дэнис нуждается в поддержке, которую получает от тебя и от Александры.

"Вот как? — я опять изумился. — Значит, ты понимаешь, что такое доброта, и насколько это важно для большинства людей?"

— Глупо чего-то не понимать, — усмехнулся Темный Властитель. — Но заметь, понимание не равняется безоговорочному приятию или согласию. И когда ты, наконец, усвоишь, что ко мне даже мысленно надлежит обращаться на "вы"? Залман, это последнее предупреждение. В следующий раз будешь наказан.

Наверное, тут стоило пробормотать какие-нибудь извинения, однако я смолчал.

— Как видишь, ты мне поневоле полезен, — продолжил Властитель. — И если встанешь на мою сторону, во многом выиграешь, так что рекомендую подумать. Я хорошо награждаю своих союзников, а также тех, кто мне верно служит.

"Зажравшийся работник Трансматериковой монополии", как обозвала меня однажды Вир, выслушал это предложение без интереса. У меня и так зарплата не маленькая и есть все, что мне надо!

— Не все, — усмехнулся Мерсмон. — Я ведь могу предложить тебе то, о чем ты даже мечтать не смеешь. Ты знаешь о том, что у тебя довольно красивые черты лица?

— Какое это имеет значение?

— Ты прав, сейчас — никакого. Но если бы тебя не покусали вьюсы, ты был бы весьма привлекательным молодым человеком.

Он протянул руку и прикоснулся к моей щеке. Пристает, что ли?.. Я не испугался, скорее сильно удивился. Условного рефлекса, включающего страх в таких ситуациях, у меня нет, а кроме того, еще не было случая, чтоб я не сумел за себя постоять.

— Нет, Залман, не то, о чем ты подумал. Это не домогательства, просто маленькая демонстрация моих возможностей. Посмотри завтра утром в зеркало.

После этого он пошел дальше по коридору, а мы с моей провожатой пошли своей дорогой, и я так и не понял, откуда там тянуло сквозняком. Возможно, это был не обычный поток воздуха, а что-то, связанное с охранными чарами.

Когда я вернулся домой, место на щеке, до которого он дотронулся, начало зудеть, и я решил, что он навел на меня порчу в отместку за то, что я ему мысленно перечил — на то и Темный Властитель! Смазал бальзамом от кожных раздражений, это помогло.

Маленький шок я пережил утром, когда увидел свое отражение в зеркале над умывальником. На левой щеке появился участок нормальной гладкой кожи размером с двадцатисантимовую монету. Кожа, как у большинства людей, а не та разодранная и кое-как зарубцевавшаяся плоть, из-за которой от меня прохожие в темных переулках шарахаются. И никакого зуда больше не было.

Я долго это разглядывал. Так вот что имел в виду Темный Властитель: он может сделать мое лицо таким, каким оно было бы, если бы меня в детстве не покусали вьюсы!

Но взамен — стать его слугой, беспрекословно выполнять его приказы, изменить свое отношение к тем вещам, которые мне не нравятся? Я сразу понял, что не соглашусь, но как же мне было тоскливо тем утром… Возможность избавиться от уродства — вот она, только руку протяни. А воспользоваться нельзя.

Потом это прошло, лишь временами тоска накатывает. Но я все равно не хочу ему служить, поэтому каждый раз стараюсь поскорее переключиться на другие мысли".

Прервав чтение, Залман встал и подошел к зеркалу. Ага, вот он, участок здоровой кожи на изрытой шрамами левой щеке — так с тех пор и остался.

— А, вон ты докуда дошел? — спросила Сандра — она сидела за другим концом овального дубового стола и бегло просматривала газеты. — Для меня было загадкой, откуда это взялось, а ты не говорил. Не теряй времени, читай дальше.

"Попал в историю на Лаконоде. Вернее, мы попали вчетвером: я, Кириак — дублер водителя таран-машины, Михас — шофер грузовика и Джон — механик.

Мы пошли гулять по Ривероне, лаконодийской столице. Группой, потому что по одиночке нельзя, нас всех ознакомили под расписку с приказом руководства. В Ривероне люди пропадают. Говорят, одиноких запоздалых прохожих съедают здешние кесу или крадут вербовщики из Народной Повстанческой армии.

Столица Лаконоды меньше Танхалы, но там такое хитросплетение каналов и мостиков — настоящий водяной лабиринт. И ландшафт холмится — обычное дело, если половину какой-нибудь улицы занимают марши истертых каменных ступенек. И полно домов-перевертышей: с этой стороны он одноэтажный, а с другой — целых три-четыре этажа.

В таком доме и находилась харчевня, откуда нас в двенадцатом часу ночи вытолкали вышибалы, после того как Джон захотел спеть и на середине уснул, уронив голову в тарелку с омлетом, а Кириак полез в драку с парнями за соседним столиком, которым не понравилось пение Джона. Я был почти трезвый, Михас — относительно трезвый, и мы стали ловить машину. Поймали микроавтобус — так оно выглядело в первый момент, а на самом деле те, кто сидел в микроавтобусе, поймали нас.

Вербовщики НПА. Работали они четко и слаженно: дали каждому по темени, и очнулись мы уже связанные, в каком-то гараже. Охранник, паренек лет семнадцати, восторженным ломающимся голосом сообщил, что наш долг — вступить в Народную Повстанческую армию и отдать свои жизни в борьбе с Мерсмоном, а другого долга сейчас ни у кого нет и быть не может.

Джон спал счастливым пьяным сном, Кириак злобно матерился. Михас лежал, свернувшись, и молчал, его лица я не видел. Меня разбирала досада, и я начал спорить с охранником, но это было все равно, что препираться с патефонной записью. Исчерпав свой запас пламенных лозунгов по третьему разу, парнишка ушел. В течение некоторого времени я пытался разорвать сыромятные ремни, потом понял, что это безнадега. Михас начал тихонько насвистывать сквозь зубы сложную переменчивую мелодию, и я, помню, удивился его самообладанию.