Денис Чекалов - Монета желания

Нечисть исчезла вместе с зелеными нитями, и, если бы хозяева не лежали на полу, казалось бы, что в комнате ничего не произошло. Аграфена, закрыв пузырек, бросилась к освобожденным, которые были без памяти. Вдруг пахнуло холодным воздухом, оглянувшись, Аграфена увидела Потапа, по-прежнему в исподнем. На плотнике виднелись следы крови от порезов, которые нанесли когти нетопырей.

Он отмахнулся от предложенной Граней помощи, сказав, что это пустяки, помог перенести на лавку Ефросинью и Михаила. Им смочили лица водой, Потап зажег тряпочку и подержал ее под носом у пострадавших. Едкий дым быстро привел их в чувство, однако если Ефросинья с трудом, но все же поднялась, усевшись на лавку, то Михаил был так слаб, что почти не мог шевелиться. Он обводил собравшихся мутным взором, бормотал что-то невнятное, не узнавал окружающих.

Жена залилась слезами, плотник же осторожно перенес больного в спальню, раздел, укутал теплыми одеялами. Он казался старым, ссохшимся под грудой одеял, заострившееся желтоватое лицо резко выделялось на белой подушке. Глаза были закрыты, но он не спал, быстро и страстно говорил то по-гречески, то по-русски, но одинаково непонятно. Вдруг щеки залил лихорадочный румянец, он стал сбрасывать с себя все покрывала. Присутствующие поняли, что Михаил тяжко заболел, и его болезнь продлится не один день. Аграфена во второй раз собралась домой, принести нужные лекарственные травы. Потап предложил проводить ее, однако Ефросинья заголосила, крича, что не останется одна, — а ну как снова нечистые пожалуют, тогда уж конец ее доброму, несчастному мужу.

Аграфена велела плотнику остаться, да накинуть на себя что-нибудь, потому как если и он заболеет, останутся они беспомощными совсем. Ефросинья вынула из сундука бутылку с калиной, настоянной на спирту с медом, дала ему выпить добрую порцию, и Потап повеселел. Аграфена взяла с собой топор, но поняла, что предел страха ею перейден, и кто бы из нелюдей не встретился ей по пути, он не вызовет ужаса, а только гнев да новые силы для защиты.

Потап сказал, что в доме никого нет, обеим тварям он снес головы да оттащил к лесу, чтобы зверье съело, — если, конечно, не побоятся нетопырей. Аграфена, держа в руке топор, смело шла посередине дороги, и едва ли не жалела, что никто угрожающий не появляется из-за кустов. В комнате, где проходило сражение, оставалась кровь, да и той немного, лавка была сломана, несколько свечей растоптаны, вот и весь урон.

Собрав необходимые травы, она вышла, заперев дверь, и услышала тонкий голос Полины, что бежала к ней из своего дома, заливаясь слезами. Аграфена успокоила ее, объяснив, что все в порядке, Потап скоро вернется от отца Михаила, она же пусть сидит дома, двери и окна закроет, да никого постороннего не пускает, — хотя вряд ли кто еще придет сегодня.

Притихшая Полина вернулась в дом, Аграфена же по привычной дороге направилась к больному. Заря уже поднималась, рассвело, страха не было, даже усталость куда-то отступила. В доме священника увидела развеселившегося Потапа, укутанного в два одеяла, поскольку одежда отца Михаила никак не подходила ему, а также обеспокоенную Ефросинью, ибо положение мужа не улучшалось. Раздевшись, — на этот раз Аграфена оделась, как положено, — она за столом разобрала травы, составила смеси и залила кипятком, предусмотрительно приготовленным хозяйкой.

Пока снадобья настаивались, все присели к столу, и попадья постаралась рассказать, что с ними приключилось. Однако странным образом события ускользали от ее памяти, лишь открылись сами по себе запертые двери, невысоко над полом, по воздуху, вплыла стайка младенцев, при виде которых они с мужем обмерли, превратившись в неподвижных и безгласных истуканов. Отец Михаил не мог даже молитву сотворить. Затем зеленая удушающая пелена, ускользающее сознание, стоны священника, которому она не могла помочь, и погружение в черную бездну, как в смертное забытье. Осознала себя уже на лавке, на которую положил ее Потап.

Аграфена, проверив свои снадобья, убедилась, что они удались, процедила настойки через тонкую ткань и, приподнимая голову страждущего, по каплям влила в пересохший рот. Потап прилег на лавке в первой комнате, на всякий случай положил под подушку топор и поставил рядом бердыш. За жену он не волновался — двух тварей уничтожил, а если бы их было больше, за прошедшее с побега Аграфены время они бы непременно показались, помочь товарищам, да в поисках участвовать. О том же, что он может задержаться, Аграфена предупредила Полюшку. Сон мгновенно охватил его, был спокоен и крепок, могучее тело нуждалось в отдыхе.

Граня вместе с Ефросиньей сидели часть раннего утра возле больного, каждые полчаса давая ему лекарство, тихо переговариваясь, вспоминая ужасы прошедшей ночи. Сокрушались об отсутствии Петра, а главное, не понимали, кто и с какой целью хочет причинить им зло.

Когда солнце высунуло свой край над горизонтом, отцу Михаилу стало легче. Он перестал метаться, выкрикивая что-то непонятное, исчез горячечный румянец, и священник заснул. Хоть и был сон беспокойным, больше походил на забытье, все же он был лучше постоянного и полубезумного напряжения, в котором иерей находился ранее.

Аграфена уговорила старушку поспать, сама же оставалась у постели больного, пытаясь решить, что делать дальше и к кому за помощью обратиться. На Потапа всегда положиться можно, но в делах, особого разумения требующих, он не лучший советчик. Мелькнула мысль о Прасковье-травнице, однако уж очень далеко идти к ней. Если бы с Потапом — то ладно, а вот одной, через лес все же опасно. Ведь не вернулись нетопыри к пославшему их, он может и новых направить — проверить, в чем дело, почему не выполнено задание.

В чем же оно состояло, мечется мысль по кругу. Убить меня хотели, или силком отвезти куда? Но зачем? Почему совпали оба нападения, на нее и семью священника. Один ли кто стоит за этим, а самое главное, непонятна причина всей этой бесовщины. Всегда в таких делах Аграфена к отцу Михаилу обращалась, что же делать теперь, когда занедужил он?

Взглянув на лицо иерея, жалкое в своей беспомощности, Ефросинью, прилегшую на лавку здесь же рядом, Аграфена поняла, что не может взять Потапа с собой к травнице, оставив их одних. Да Макаровна со страху только заболеет, что она, Аграфена, с двумя больными делать будет? Хорошо еще, что дети гостят у родственников Потапа, в дальней деревеньке.

Вдруг перед мысленным взором всплыло кроткое, доброе, некрасивое лицо верного помощника Михаила, ризничего Ферапонта, который всегда был приветлив и с ней, и с другими прихожанами. Вспомнились слова священника, хвалившего его преданность, стойкость в вере, отзывчивость к людским несчастьям.