Ольга Елисеева - Хозяин Проливов

Делайсу же в лицо ударил горячий свет. Такой мощный, что царь потерял сознание. Подбежавшие охранницы лили «живому богу» воду в лицо. Старая Гикая немилосердно и без всякого почтения лупила его по щекам. Пока мертвенно-бледная кожа не разгорелась от крови. Царь открыл глаза, сделал вдох и вместе с ним втянул в себя отобранные остатки души, выдохнув чужое безумие. «Второй зрачок» еще не погас в его глазах, и он видел, как маленькой синей обезьянкой с бубенцами на ошейнике оно побежало от него, скользя над травой. Все дальше и дальше в сад богов.

«Живой бог» приподнялся на локтях и обвел глазами тесный круг «амазонок», толкавшихся над ним. Встревоженные, усталые лица. Среди них не было одного. Бреселида, которая так кричала, увидев Серп у его горла, теперь склонялась над другим телом. Ее не интересовал царь. Она в оцепенении смотрела на лицо мертвого пастуха, с которого, как вода, стекло все, что еще минуту назад казалось таким родным. Теперь оно походило на пустой дом. Было простым, даже простоватым. В нем не осталось ничего от Делайса.

Царь встал. Ему неприятно было наблюдать, как его женщина — он впервые так назвал про себя Бреселиду — стоит над чужим трупом. Делайс сделал к ней несколько шагов и со стоном схватился за затылок. Вместе с собственной душой, разумом, памятью он захватил и кое-что из головы этого несчастного. Кое-что, принадлежавшее теперь только ему. Иначе и быть не могло. Капельку сумасшествия. Капельку нежности. И много, много тоски.

— Идем, — бросил царь, властно беря «амазонку» за плечо. — Ты сделала то, что должна.

Женщина сбросила его руку.

— Он меня любил, — даже не оборачиваясь, сказала она.

Делайса передернуло.

«Это я тебя любил!» — чуть не закричал он.

Маленький караван двигался в горы. Таврский хребет остался позади, и каменистые долины, где торчавшие из земли глыбы напоминали фигуры людей и животных, попадались на каждом шагу. Царь ехал мрачнее тучи. День за днем он все ближе подступал к роковой черте, а человеческого в нем оставалось достаточно, чтоб содрогаться при мысли о всесожжении.

Белый ворон больше не появлялся. Держа в лапах Золотой Серп, он улетел в неизвестном направлении заниматься одному ему ведомыми делами. С Бреселидой «живой бог» не разговаривал. Глядя на ее угрюмое лицо, царь отвергал даже мысль об объяснении. Он знал, что она никогда не простит ему смерти Фарнака. Как знал и то, что сам не простит ее.

«Дикие твари, неспособные блюсти себя в чистоте!» Делайс с ненавистью оглянулся на меотянок. Впервые со времени плена он снова испытывал это чувство ко всем без разбора. Тогда Бреселида была исключением. Теперь — причиной жгучего желания выдернуть меч и перерезать всех до одной.

Кроме одной…

Оставить ее пешую, безоружную среди разбросанных тел подруг, а самому ускакать. За такие мысли Делайс ненавидел себя еще сильнее.

Хуже всего было то, что «амазонка», прекрасно понимала его состояние. Со чувствовала ему. Это ощущение появилось после смерти Фарнака. Раньше они просто любили друг друга. Вслепую. Сейчас видели насквозь. Легче от этого не становилось. Да и можно ли выдержать, когда кто-то заглядывает в потаенные уголки твоей души? Там уже не спрятать ни боли, ни грязи. Побывав по ту сторону его безумия, Бреселида узнала царя до самого дна, ничего не оставив для тайны. Полная ясность. А значит, немота. Они сжигали друг друга светом, который подарил им Феб. Но стоило одному хоть на локоть удалиться от другого, как света не хватало. Становилось нечем дышать.

Стараясь отвлечься от тяжелых мыслей, царь разговаривал с хронистом. Нестор был красноречив, как никогда. Жаль только, рассеянный и мрачный Делайс не мог по достоинству оценить поучительные истории грифона.

— Что ты знаешь о Золотой Колыбели? — однажды спросил царь.

Хронист надулся от важности:

— О Колыбели множество легенд. Что именно вас интересует?

— Где она находится? — уточнил «живой бог».

— Называют Святой Камень. — Грифон расправил крылья. — Это гора к северо-западу отсюда. Самая высокая в гряде. Она полая внутри и вся изрыта ледяными пещерами. Глубочайшая из них имеет три колодца и потому зовется Трехглазой. Говорят, когда световые столбы, бьющие в каждый «глаз», скрещиваются друг с другом, можно увидеть Золотую Колыбель.

Царь удовлетворенно кивнул.

Бреселида не принимала участия в разговоре. Ее беспокоили иные, куда более прозаические вещи. Ближе к вечеру жрец Агенор что-то расходился. Прискакал из головы отряда на своем белом муле, растопырив в разные стороны костлявые ноги в пыльных сандалиях, и стал во все горло требовать связать царя на время ночевки. Мол, Долина Духов уже близко и будет неловко, если «живой бог» сбежит, не доехав до всесожжения.

— Но до сих пор ничего не происходило, — холодно возразила Бреселида.

— Ничего? — взвился Агенор. — Это ты называешь «ничего»? Из-за его безумия мы даже не смогли принести очистительные жертвы в святилище Серпа!

«Амазонка» хмыкнула. Она-то хорошо знала, почему караван свернул в сторону от рефаимской крепости.

— Кажется, после поединка с претендентом царь избавился от недуга, — проронила сотница.

— Это-то меня и пугает, — понизил голос кастрат. — Теперь он мыслит, как прежде, и может сбежать.

Бреселида сделала хлыстом отрицательный знак, Агеног хотел спорить.

— Ничего страшного, — раздался у них за спиной ровный голос Делайса. Оба вздрогнули и обернулись. — Я потерплю. — Царь скривился. — Почтенный Агенор опасается… Что ж, надо сделать так, чтоб ему уже нечего было бояться.

Белерофонт, на котором гарцевал «живой бог», все ближе и ближе прижимал белого мула жреца к краю дороги, которая вилась над пропастью.

— Ваше величество, я не думал, что вы услышите, — рассыпался в извинениях кастрат.

— Что это меняет? — презрительно бросил Делайс, удерживая иноходца, уже совсем притиснувшего осла к опасно осыпавшейся обочине.

Снег в горах не редкость. Особенно на исходе осени. Дни становятся короткими. Утренний туман стоит стеной, а ранние сумерки гаснут в пелене метели задолго до того, как сядет солнце. Можно было спуститься вниз, где все еще царили сушь и безветрие. Но путь через вершины был короче, и Бреселида выбрала его, хотя холод на стоянках пробирал до костей.

На следующий день во время короткого сильного бурана, когда солнце снопами било между туч, мул Агенора оступился и вместе с хозяином полетел в расщелину. Царя не было поблизости. Он ехал во главе каравана. А Бреселида вынырнула из сплошной белой круговерти, бледная, точно сама побывала в аду. Делайс посмотрел на нее долгим внимательным взглядом, но ничего не сказал.

Вечером, когда уже все заснули, женщина приблизилась к нему. Царь полулежал, опершись о дерево и подоткнув под спину овечий плащ.