Сергей Сергеев - Адепт и гадалка

"Вальк, это чей?" — обратилась уже к ней с повторным вопросом бабушка.

"Витьки Хрусталёва", — пробурчала та и, закончив взвешивать, воткнула во что-то под прилавком совок.

"Что ещё?" — спросила она, не поднимая глаз, сняв с весов мешочек и поставив его перед покупательницей.

"Так это же я, так это же обо мне говорят", — донеслось где-то, в удалённом сознании Андрея.

"Как это может быть?" — возник сам собой вопрос. Он наблюдал всю эту картину со стороны, даже не со стороны, а откуда-то сверху. Видел самого себя из детства, белобрысого мальчугана в цветастой рубашке с закатанными рукавами, летних выцветших тянучках, коричневых плетёнках с чёрными носками на ногах и зажатыми в кулачке бумажными деньгами.

Неожиданно ощутил и запах. Запах пряностей от селёдочного маринада, халвы, подсолнечного масла, мятных пряников и драже, керосина, резины новой обуви и велосипедных покрышек. Запах сельпо.

Он обозревал всё вокруг откуда-то из-под потолка помещения, и ему казалось, что приложи сейчас какое-то усилие, и он перевернётся и увидит сам дощатый, крашеный серой краской, потолок. Но как это осуществить он не представлял и продолжал видеть только то, что было под ним.

На длинном и широком прилавке коробки с пряниками, печеньем развесным, карамельными и шоколадными конфетами, поднос с оплавившейся халвой, укрытой пропитанной холщёвой бумагой, нож с деревянной ручкой и длинным, широким, тёмным лезвием, с прилипшими к нему кусочками халвы, синие весы с красной стрелкой посредине.

За прилавком проход и полки вдоль стены для товара. На полу прямо под полками размещены: ящики, деревянный с сухарями и большой фанерный, наполовину заполненный спичками; мешки, бумажный с макаронами и холстинные с мукой, сахаром, пшёнкой и гречкой. К внутренней стороне прилавка, ближе к глухой стене, прижаты две деревянные бочки, одна с маринованной сельдью, другая — килькой.

На нижней полке сразу за продавщицей ряд картонных коробок. В первых двух коробках драже "Мятное" и "Морские камушки". Далее две с сигаретами "Прима" и "Астра". В оставшихся — папиросы "Волга", "Волна" и "Беломорканал".

На средней полке штучный товар. Консервы — "Бычки в томате" и "Морская капуста". Сырки — "Плавленый" и "Дружба". Соль, сахар "Рафинад", печенье "Привет" и вафли в пачках. Сигареты с фильтром "Ява 100" и без — "Солнце" и "Шипка".

Выше консервация и спиртное. Трёхлитровые банки с маринованными зелёными помидорами, берёзовым соком и консервированными яблоками в сладком прозрачном сиропе. Бутылки по 0,7 литра с тёмными вермутом и портвейном и по 0,5 прозрачные, одна с высоким горлышком "Экстра", другая с низким, но зелёноватым стеклом и надписью "Водка".

Полки разрывались входом в подсобное помещение, которое было полутёмным, но проникающий из зала свет вырисовывал ящики с бутылками, какие-то мешки и коробки. Собственно вход в подсобку разделял магазин на два отдела, продовольственный и промтоварный. Прилавок перед входом, оснащённый перекидным щитом на петлях, при его поднятии, позволял из зала пройти в подсобку и в заприлавочное пространство.

Вторая половина магазина по своей структуре была зеркальным отражением первой и отличилась лишь товарным ассортиментом. Здесь на прилавке лежали два рулона с клеёнкой и один с непонятным тёмным материалом, то ли шерстяным, то ли суконным, определить который более точно визуально из-за скудности освещения невозможно, разве лишь только на ощупь. Между рулонами затерялись деревянный метр, ножницы огромного размера и кусочек мела.

На полках, сразу от проёма в подсобку — парфюмерная секция. Одеколоны "Тройной" и "Шипр", лосьоны "Огуречный" и "Розовый", духи "Ландыш" и "Красная Москва", а также мыло "Цветочное" в пачках, "Банное" и "Хвойное" без упаковки, вазелин в маленьких круглых баночках зелёного цвета, зубные щётки и паста в тюбике и прочий не очень нужный, но всё же раскупаемый населением товар — шпильки, булавки, иголки и нитки.

Далее всё вперемешку: обувь, одежда и головные уборы. Красные и белые кеды невероятных размеров, чёрные блестящие галоши, женские туфли и тапочки, мужские летние сандалии, платки, косынки, чёрные мужские трусы и синие майки, полотенца, сложенные стопочкой, светлые шляпы в дырочку. Зацепившись крючками прямо за край полки, на плечиках висели женские кружевная синтетическая комбинация и два ситцевых домашних халата, непонятной и неприятной расцветки.

Со стороны зала, прислонённые к прилавку два велосипеда: чёрный большой "Сура" и подростковый поменьше, зеленоватой покраски "Салют".

Бабуля достала из красной авоськи белую пластмассовую литровую бутыль, с выдавленными буквами на лицевой стороне "Белизна" и, протянув её Валентине, произнесла: "Мне бы маслица постного с литр". Продавщица, взяв бутылку, удивлённо произнесла: "Так она из-под хлорки! Тёть Маш, ты её хоть мыла?"

"А как же, несколько раз, даже кипятком обдавала, да ты не беспокойся, я уже второй раз в неё масло наливаю", — засуетилась баба Маша, испугавшись, что продавщица не станет в такую тару отпускать масло.

Валентина подняла перекидной прилавок и вышла в зал, проходя мимо мальчишки, бросила на ходу: "Андрюш, если опять за водкой для отца — не дам, я предупреждала". Лицо мальчишки покрылось пунцовыми пятнами, но он оставался стоять на своём месте.

За него вступилась молодая женщина: "Пацан — то в чём виноват? Что его попусту гонять? Ты вот Витьке самому и говори".

"Да говорила уже и не один раз", — отвечала Валентина, пристраиваясь к деревянной бочке с подсолнечным маслом, стоящей в углу, образованного тамбуром и капитальной стеной. Каким образом происходил разлив масла по мелким тарам, для многих всегда оставалось загадкой. Механизм казался простым, кран внизу бочки, глубокий поднос на полу с ковшиком. Сверху в крышке бочки проделана дырка, и в неё вставлена длинная ровная палка. Продавщица, облачённая в синий рабочий халат, начала поднимать и опускать палку, и из крана полилось подсолнечное масло, подставив горлышко бутылки из-под хлорки, она наполняла её вязкой янтарной жидкостью.

В этот момент открылась входная дверь и, в тамбуре оказался мужчина в пиджаке и фуражке. Он распахнул вторую остеклённую дверь и вошёл внутрь магазина. Дверь, получившая большой размах, очень сильно хлопнула, стёкла тамбура загремели и задребезжали. Звук усиливался и приобретал новую тональность, больше похожую на электронный зуммер.

"Будильник!" — молнией пробежала догадка, где-то рядом, чуть в стороне.

"Браслет!" — вторила ей другая.

Изображение пропало, словно кто-то задёрнул штору, серую, состоящую из плотного сумеречного тумана. На правой руке почувствовалась вибрация, и штора тоже исчезла, осталась только темнота прикрытых век.