Сергей Сергеев - Антимир

— Абсолют, Макрокосм, если хотите, более развитая цивилизация инопланетян, — продолжал наседать Андрей Викторович, почувствовав уверенность в себе.

— Наверное, в чём суть жизни, а у учёных, возможно, были бы свои узконаправленные вопросы, — нехотя поддерживал нить разговора Рогалёв, потому и отвечал расплывчато и неопределённо.

— Они спросили бы про большой адронный коллайдер и сверхмалые частицы, — с сарказмом, переходящим в восторг, изрёк Хрусталёв.

— Что вас так развеселило? — изумился учёный, оставив в покое свои бумаги и подняв голову, посмотрел на своего собеседника, словно примеряясь, достоин ли оппонент спора с ним, — уж не коллайдер ли?

— А что коллайдер, ну запустят его, докажут или обнаружат там, уж не знаю, как сказать, существование сверхмалых частиц, затем построят сверхмалый коллайдер, но станут ли от этого они счастливее, а тем более простые люди? — задал Андрей Викторович вопрос, как бы сам себе тут же и ответил, — думаю, что нет.

Он сделал паузу, но всем своим видом показывал, что намерен продолжить излагать свою мысль, опустил взгляд вниз, развёл руками по столу, будто бы разглаживая скатерть, которой не было, и, набрав максимальный объём лёгких, выдохнул и вместе с воздухом выпустил самое сокровенное, о чём он думал уже многократно:

— А не станут счастливее, будут тревожиться и искать своё счастье, а рядом будет супертехника, но она не поможет в поисках потому, что природу души она не изучает, потому как механически постичь это невозможно.

— Так вы что, ходите туда за счастьем? — ещё больше удивился Рогалёв, так и не определив, в какую область диалектики клонится разговор: теософскую, философскую или, вообще, гремучую смесь, метафизическую.

— Счастье — это состояние души, как говорят творческие люди. Душа находится в гармонии с мыслями или разум в гармонии с душевным состоянием. Мне хочется идти туда за знаниями, за информацией касательно души, — пояснил Хрусталёв.

Сам он всё больше понимал, что его запал начинает проходить, уверенность улетучиваться, а вместе с ней исчезают конкретные слова, подобранные накануне при подготовке к разговору, и остаются лишь голые мысли, которые он не может передать своему визави так, как они иногда делают с Марией.

— А зачем вы мне это говорите? — из уст Рогалёва звучал не упрёк или усмешка, а лишь уточнение.

— Понимаете, если вам я не сумею объяснить…, - начал Андрей Викторович и слегка запнулся.

— То они не поймут вас, — помог ему учёный.

— Нет, они как раз поймут, им не нужны мои слова, — спокойно и мягко продолжал Хрусталёв.

— Так в чём же дело? — выказывал нетерпение Рогалёв.

— Дело в том, что, возможно, я не смогу понять их объяснения или пойму, но не смогу трансформировать на человеческий язык и тогда возможен коллапс моего сознания, я начну жить в понятом лишь мной мире, — и Андрей Викторович довольный откинулся на спинку стула, так как ему показалось, что его, наконец-то, поняли.

— Проще говоря, вы сойдёте с ума, — подтвердил его догадку о взаимопонимании Рогалёв.

— Возможно, это просто так будет выглядеть для окружающих, — чуть-чуть скорректировал позицию Хрусталёв.

— Хорошо, допустим, я понял вас, но что вы конкретно хотите от меня, — на полном серьёзе спросил учённый.

— Я хочу от вас, чтобы вы ставили мне конкретные задания, чтобы, держа их в голове, я не утрачивал связи с реальностью, — просто пояснил Андрей Викторович.

— Ну и ставьте сами себе такие задачи и гуляйте с ними, сколько вам хочется, — также просто ответил ему Рогалёв.

— Себя не обманешь, не может быть в человеке двойного стандарта для себя, не может он раздвоиться внутри себя, там он живёт или в согласии с Миром или в антимире, т. е. мире, выдуманном им и удобном для него, — терпеливо и последовательно объяснялся Хрусталёв.

— Вот вы и держите в голове вопрос про коллайдер, — опять на полном серьёзе, без намёка на сарказм, предложил ему вариант выхода из затруднительного положения Алексей Борисович.

— Мне о нём фактически ничего неизвестно, а трактовки учёных — это всё равно, как объяснения умалишённых, люди просто знают, что это учёные и верят им, не вникая глубоко в суть изрекаемого ими, — честно признался Андрей Викторович.

— Получается, если верить душевно больным и вникать в суть их бреда, то есть возможность узнать что-то интересное? — домыслил недосказанное Рогалёв.

— О таком говорят уже давно, но я не об этом, я о конкретном задании, которое было бы интересно и вам, и доступно моему разуму, но вот, например, антиоружие, — решился ещё одно своё креативное рассуждение придать огласке Хрусталёв.

— Простите, что? — переспросил его учёный, жаждая подтверждения, что он не ослышался.

— Анти-оружие, — повторил внятно и с небольшим интонационным разрывом после приставки слово Андрей Викторович.

— Для меня это понятие такое же, как для вас коллайдер, мы опять на разных полюсах, — сделал свой вывод Рогалёв и откинулся на спинку стула, сложив руки на груди в замок.

— Вопрос мог бы звучать так: "Можно ли создать антиоружие, которое нейтрализовало бы любое оружие, созданное или придуманное человеком для уничтожения себе подобных", — выпалил скороговоркой Хрусталёв, явно опасаясь, что его не только скоро перестанут понимать, но, возможно, и слушать.

— Хорошо, объясните мне, возможно, я пойму, как понял, для чего нужен коллайдер, — не стал противиться Алексей Борисович продолжению разговора и, разомкнув руки, положил их на стол.

— Человек мыслит, затевает дурное, но скрывает это, а вот антиоружие обнаруживает такую злую, чёрную энергию и при помощи световой энергии рассеивает её, тот человек уже не испытает злобы и не хочет кому-то причинить зла, — снова с энтузиазмом взялся пояснять Хрусталёв.

— Но это, простите, из области телепатии и гипноза, внушение своих идей и замыслов другому субъекту, — мягко возразил учёный, ожидая очередного поворота беседы в неизвестную сторону.

— Телепатия и гипноз — это промывание мозгов, а здесь уничтожение чёрной энергии, которая способствует зарождению в голове злых замыслов, т. е. работа на более ранней стадии, — торжествовал Андрей Викторович.

— Хорошо, допустим, что я всё понял, ваше антиоружие — это антизло, но вот вам другая скороспелая идея, спросите их: мифы — это выдумка или реальность? — несколько оживился и Рогалёв.

— В их мире это одно и то же, выдумал, значит, уже сделал, — не задумываясь, ответил за тех, кому вопрос предназначался, Хрусталёв.

— Получается, мифы — реальность, — сам себе прокомментировал услышанное учёный.

Наконец-то наступила долгожданная пауза, и оппоненты разбежались по своим внутренним закоулкам, начиная осмысливать и переваривать итоги разговора.