Владимир Васильев - Идущие в ночь

У него были очень темные глаза, резко очерченный подбородок и выразительный нос с хищным разлетом ноздрей – красивый нос, несмотря на то, что переносица была когда-то перебита, и давний рубец перечеркивал ее белой полосой. Впрочем, считается, что шрамы украшают воина. В отношении Доста это было правдой.

– Всех – значит, и меня тоже? – улыбнулся воин и слегка склонил голову в знак приветствия. – Приятно слышать такие слова от красивой девушки, – продолжил он тем самым голосом, которым вчера велел мне идти во Тьму – и я послушалась. – Жаль, что мне пора уходить.

– Благодарю за помощь, мастер Дост, – стесненно сказала я.

Дост кивнул. Вулх подошел к нему и ткнулся лбом в колено – тоже благодарил, наверное.

– Можете двигаться дальше по просеке, – сказал Дост. – Хотя – зачем я это говорю? Ты ведь чувствуешь путь?

Я прислушалась к своим ощущениям и удивленно кивнула.

Да, я знала, куда нам идти. Знала уверенно и несомненно. Далекая У-Наринна, скрытая от нас лесами и горами, была видна моему внутреннему зрению совершенно отчетливо. Ее нельзя было не заметить – как нельзя не заметить Четтана в небе. Мне больше не понадобится спрашивать дорогу. Мне не нужны даже путеводные знаки хорингов. Теперь я просто не смогу заблудиться.

– Я чувствую путь, мастер Дост, – ответила я.

Воин поднял руку в кратком прощальном жесте и повернулся, чтобы идти. В последний момент я все-таки не выдержала и окликнула его:

– Мы… не можем тебе помочь?

– Нет, – скупо бросил Дост через плечо и зашагал прочь. Кровавый блик Четтана скользнул по длинному мечу, закрепленному у него на спине.

Я вздохнула, глядя ему вслед, и сделала шаг туда, где рядом со старой сосной переминался с ноги на ногу оседланный Ветер.

– Иди сюда, Корняга!

Пенек подбежал ко мне, шустро перебирая корнями, и вскарабкался по протянутой руке на плечо.

– Так кто там у оврага? – спросила я.

– Известно кто – хоринги, – скрипуче отозвался Корняга. – Которые вчера в нас стреляли.

Я посмотрела на кучку сломанных стрел с перепачканным кровью оперением. Так вот откуда взялись эти стрелы – из наших пронзенных тел. Плоть оборотней исторгла чужеродные предметы на пересвете. Мда-а, серьезная, видать, была схватка. Прямо скажем, смертельная. Хоринги – это не какие-нибудь лесные разбойники. Со Старшими сражаться трудно. Сколько их хоть было-то?

– Хэй, Одинец, сколько их было? – окликнула я анхайра, взбираясь на коня.

Но ответил мне скрипучий корнягин голосок:

– Вроде пятеро. Двоих вы прикончили, а вот остальные…

Я тронула коня с места.

– Вперед, Ветер! А ты продолжай, Корняга. Рассказывай.

Сосновый лес дышал покоем, словно и не разыгралась здесь синим вечером – каких-нибудь полчаса назад – схватка, едва не стоившая жизни нам с анхайром. Наши души уже шагнули во Тьму, но вернулись. При этом

– Смутные дни! – перепутав тела. Хвала богам, пересвет возвратил нас с Одинцом каждого в свое тело. Что бы мы делали, если бы этого не произошло, и мы остались в чужих телах – ума не приложу. Да и прикладывать не хочу: жуть берет.

Мы и без того вернулись из вечной Тьмы измененными. Мне еще предстояло понять, какой след оставило это все в моей душе. Но пока я просто радовалась ярким краскам вновь обретенного мира.

Постепенно лес по правую сторону просеки превратился в смешанный. Стали встречаться платаны и клены, ольха и островки лещины. Громко щебеча, просыпались в ветвях птицы четтанского цикла. Вулх, радостно взмахнув хвостом, исчез в подлеске. Корняга на миг замолк – как видно, пытался проследить дальнейший путь вулха, – но сразу очнулся и продолжал свой скрипучий рассказ.

Темное небо, вот радость-то! Это ж у меня теперь есть свидетель всему, что происходит синим днем. Хотя чему я радуюсь? Сколько раз уже проверено: поганый пенек соврет, и сучком не скрипнет. Так что свидетель происходящего из Корняги – как из пьяного стрелок. Может, конечно, и в яблочко попасть… нечаянно.

– …а потом я отыскал кустик тысячесила, – бубнил Корняга. – Долго искал, потому что в сосновом лесу тысячесил вообще не растет.

– Спасибо, – искренне сказала я.

Хрен с ним, с Корнягой. Даже если и врет – пускай врет. Такая уж, видно, его деревянная натура. Зато вот проявил заботу, когда мне совсем плохо было.

– На здоровье, – проскрипел Корняга. – Так вот, принес я тысячесил и думаю – надо бы посмотреть, где хоринги…

Я слушала его вполуха, думая о своем и посматривая по сторонам. Просека вела нас на юг, слегка отклоняясь к западу. Четтан поднялся над лесом и заметно припекал мне макушку.

Почему-то мои мысли свернули к событиям предыдущего, красного пересвета. К тому моменту, когда мы с Одинцом снова встретились в человеческом облике под звездами. Я сердито фыркнула. Темное небо, ну мы с ним и уроды оба! Хорошую пару подобрал Лю-чародей для путешествия в Каменный лес. Что я, что Одинец – лопухи развесистые, а не оборотни. Вместо того, чтобы быстро излагать самое важное, мы уже второй раз, усмотрев друг друга в человеческом виде, ведем себя как влюбленные придурки.

В первый раз отвесили челюсти до коленок и пялились друг на друга, пока Четтан не взошел. В этот раз нас обниматься и целоваться потянуло. А дальше что, джерх на… Тьфу, пропасть!

Я расхохоталась – явно не в такт корнягиному рассказу, потому что пенек обиженно замолчал. Впрочем, смех мой был невеселым.

Если и есть под солнцами парочка, которой нет никакого резона влюбляться друг в друга, так это мы с Одинцом. Пока Одинец – человек, меня свет Меара держит в зверином теле. Когда же я становлюсь человеком, Четтан обращает моего спутника в вулха. И даже если путь к У-Наринне позволит нам обрести полную память – после чего и синим, и красным днем мы будем оставаться сами собой – мы с Одинцом все равно будем принимать человеческий облик под разными солнцами.

Мадхету и анхайру не встретиться в человеческих телах иначе, как во Тьме под звездами, на красных пересветах Смутных дней. Текущих Смутных дней не так уж много осталось, и каждый день на наши головы сваливается новая неприятность. Разве будешь тут думать о любви? А до следующих Смутных дней нам по-любому не дожить. Хотя… знаю ли я наверняка, каков жизненный срок оборотня?

Не знаю. Потому что ни один из оборотней, про которых я слышала, до старости не дожил.

Как бы то ни было, влюбляться в мужчину, который сможет по-настоящему обнять меня только в следующие Смутные дни – нет уж, хренушки. А жаль. Мы бы всегда понимали друг друга… наверное. Во всяком случае, лучше, чем нас способны понять люди. Я вспомнила крепкие руки Одинца, прикосновение его губ к моим губам и стремительный сдвоенный стук наших сердец. Да, жаль.