Питтакус Лор - Я - четвертый

Мы идем рука об руку под белым зонтом, который образовал снег, лежащий на ветках над нами. У Сары с собой камера, и она иногда останавливается пофотографировать. Снег лежит в основном нетронутый, если не считать следов от наших прежних прогулок. Теперь мы идем по ним. Впереди Берни Косар бегает по зарослям ежевики, пугает зайцев по перелескам и кустарникам и загоняет белок на деревья. На Саре теплые черные наушники. Ее щеки и кончик носа покраснели от холода, и от этого глаза кажутся еще более голубыми. Я смотрю на нее.

— Что? — спрашивает она, улыбаясь.

— Просто любуюсь.

Она закатывает глаза. Лес в основном густой, но мы все время наталкиваемся на поляны. Я не знаю, как далеко он тянется, но мы еще ни разу не доходили до опушки.

— Наверняка здесь очень красиво летом, — говорит Сара. — Мы бы могли устраивать пикники на полянах.

У меня в груди формируется боль. До лета пять месяцев, и если мы с Генри еще будем здесь в мае, значит, к тому времени проведем в Огайо семь месяцев. Это почти что наш самый долгий срок на одном месте.

— Да, — соглашаюсь я.

Сара смотрит на меня.

— Что?

Я вопросительно смотрю на нее в ответ.

— Что значит «что»?

— Ты ответил не очень уверенно, — говорит она. Над нами, громко каркая, пролетает стая ворон.

— Просто мне хочется, чтобы уже было лето.

— Мне тоже. Не верится, что завтра надо опять идти в школу.

— О, не напоминай мне об этом.

Мы выходим на еще одну поляну, она больше, чем другие, почти круглая, диаметром в тридцать метров. Сара отпускает мою руку, бежит к ее центру и со смехом падает в снег. Она перекатывается на спину и начинает делать снежного ангела. Я падаю в снег рядом и делаю то же самое. Кончики наших пальцев соприкасаются, когда мы рисуем крылья. Мы поднимаемся.

— Как будто у нас есть крылья, — говорит она.

— А это возможно? — спрашиваю я. — То есть как бы мы летали, будь у нас крылья?

— Конечно, возможно. Ангелы могут все.

Потом она поворачивается и утыкается в меня носом. Ее холодное лицо на моей шее заставляет меня увернуться.

— Ай, у тебя лицо просто ледяное.

Она смеется.

— А ты меня согрей.

Я обнимаю ее и целую под открытым небом, в окружении деревьев. Никаких звуков, кроме как от птиц и иногда падающих с ветвей кусков снега. Два холодных лица, плотно прижатые друг к другу. Подбегает Берни Косар, он запыхался, высунул язык и виляет хвостом. Он лает, садится на снег и смотрит на нас, наклонив голову набок.

— Берни Косар! Ты что, гонялся за зайцами? — спрашивает Сара.

Он дважды гавкает, подбегает и прыгает на нее. Снова лает, отпрыгивает и выжидающе смотрит. Сара поднимает какую-то палку, отряхивает с нее снег и швыряет за деревья. Он бежит за ней и пропадает из виду. Появляется из-за деревьев через десять секунд, но не с той стороны, куда убежал, а с противоположной. Мы с Сарой оборачиваемся, чтобы его увидеть.

— Как он это сделал? — спрашивает она.

— Не знаю, — отвечаю я. — Он особенный пес.

— Ты слышал, Берни Косар? Он назвал тебя особенным!

Он бросает палку к ее ногам. Мы идем к дому, держась за руки, вечереет. Берни Косар всю дорогу бежит рядом и крутит головой по сторонам, как будто провожает нас и охраняет от того, что может таиться или не таиться в отдаленной, невидимой нам тьме.

На кухонном столе стопка из пяти газет, Генри сидит за компьютером, включен верхний свет.

— Что-нибудь есть? — спрашиваю я просто по привычке. Никаких перспективных новостей не попадалось уже несколько месяцев, и это хорошо, и все-таки каждый раз, когда я спрашиваю, я на что-то надеюсь.

— На самом деле, есть, я так думаю.

Я вздрагиваю, потом обхожу вокруг стола и через плечо Генри смотрю на экран компьютера.

— Что?

— Вчера вечером в Аргентине произошло землетрясение. В маленьком городке у побережья шестнадцатилетняя девушка вытащила из-под развалин старика.

— Девятый?

— Ну, я определенно думаю, что она одна из нас. А вот Девятый она или нет, неясно.

— Но почему? В том, чтобы вытащить человека из развалин, нет ничего экстраординарного.

— Смотри, — говорит Генри и прокручивает статью к началу. На фотографии большая бетонная плита толщиной по меньшей мере в тридцать сантиметров и в два с половиной метра длиной и шириной.

— Вот что она подняла, чтобы его спасти. Это весит не меньше пяти тонн. И посмотри сюда, — говорит он и прокручивает статью к концу. Он выделяет самую последнюю фразу. Она гласит: «Нам не удалось найти Софию Гарсиа, чтобы взять у нее комментарий».

Я перечитываю фразу три раза.

— Ее не удалось найти, — говорю я.

— Именно. Она не отказалась комментировать; ее просто не удалось найти.

— Как они узнали ее имя?

— Это маленький городок, в три раза меньше Парадайза, даже еще меньше. Там почти все знали ее имя.

— Она уехала, да?

Генри кивает.

— Я думаю, да. Возможно, еще до того, как статья была напечатана. Это беда маленьких городов — невозможность остаться незамеченным.

Я вздыхаю.

— Могадорцам тоже трудно остаться незамеченными.

— Это точно.

— Жаль ее, — говорю я и встаю. — Кто знает, что ей пришлось там оставить.

Генри скептически смотрит на меня и открывает рот, чтобы что-то сказать, но потом решает, что лучше не надо, и возвращается к компьютеру. Я иду в свою спальню. Кладу в сумку свежую перемену одежды и книги, которые мне понадобятся. Снова в школу. Не то чтобы слишком хочется, но мне приятно будет снова увидеть Сэма, с которым мы не встречались почти две недели.

— Ладно, — говорю я, — я пошел.

— Хорошего дня. Осторожней там.

— До вечера.

Берни Косар вырывается из двери передо мной. Этим утром он просто сгусток энергии. Я думаю, он привык к нашим утренним пробежкам и теперь, когда мы ни разу не бегали целых полторы недели, облизывается при мысли вернуться к этому приятному занятию. Почти всю дорогу он держится рядом. В конце я хорошенько его глажу и почесываю за ушами.

— Ладно, парень, ступай домой, — говорю я. Он поворачивается и бежит по направлению к дому.

Я не спеша принимаю душ. Когда я заканчиваю, начинают появляться другие ученики. Я прохожу через зал, останавливаюсь у своего шкафчика, потом иду к шкафчику Сэма. Хлопаю Сэма по спине. Он сначала вздрагивает, но потом улыбается во весь рот, увидев, что это я.

— А я было подумал, что надо кому-то надрать задницу, — говорит он.

— Это всего лишь я, друг мой. Как тебе Иллинойс?

— О, — отвечает он, закатывая глаза. — Моя тетя заставляла меня пить чай и почти каждый день смотреть повторы «Маленького дома в прериях».

Я смеюсь.

— Звучит ужасно.

— Так оно и было, поверь мне, — говорит он и тянется к своей сумке. — Это лежало в почте, когда мы вернулись.