Питтакус Лор - Я - четвертый

— Мы не должны шуметь, — говорю я.

Мы пытаемся открывать двери в классы, но все они заперты. Я не думаю, что у меня достаточно времени, чтобы попытаться открыть одну из них. Где-то хлопает дверь, и я не могу определить, впереди или позади нас. Шум слышен позади нас, он приближается, заполняет уши. Сара берет меня за руку, и мы бежим быстрее, мой ум еще опережает нас, пытаясь вспомнить расположение помещений, чтобы мне не пришлось зажигать свой свет и дать себя обнаружить. В конце концов одна дверь открывается, и мы буквально вваливаемся в нее. Это класс истории, в левой части школы, которая выходит на небольшой холм, и, поскольку за окнами шестиметровый обрыв, они затянуты решетками. Темнота облепила стекла, и внутрь не проникает никакого света. Я тихо закрываю дверь и надеюсь, что они нас не увидели. Я провожу своим светом по комнате и быстро выключаю его. Мы одни и прячемся под учительским столом. Я пытаюсь восстановить дыхание. По моему лицу струится пот и щиплет глаза. Сколько их здесь? Я видел, по крайней мере, трех. И наверняка есть и другие. Привели ли они с собой чудовищ, маленьких горностаев, которые так напугали издателей в Атенсе? Я хочу, чтобы здесь был Генри или хотя бы Берни Косар.

Дверь медленно открывается. Я вслушиваюсь, затаив дыхание. Сара прижимается ко мне, и мы обхватываем друг друга руками. Дверь очень медленно движется назад и с щелчком закрывается. Никаких шагов не слышно. Может, они просто открыли дверь и просунули головы, чтобы посмотреть, здесь ли мы? Пошли дальше, не входя? После стольких лет они все же нашли меня; так что они не такие уж ленивые.

— Что мы будем делать? — шепчет Сара через тридцать секунд.

— Я не знаю, — шепотом отвечаю я.

Комната окутана тишиной. Что бы ни открыло дверь, оно либо ушло, либо выжидает в коридоре. Но я знаю, что чем дольше мы здесь сидим, тем больше их прибудет. Нам надо выбираться отсюда. Надо пойти на этот риск. Я делаю глубокий вдох.

— Нам надо уходить, — шепчу я. — Здесь мы не в безопасности.

— Но они там, снаружи.

— Я знаю, и они не собираются уходить. Генри дома, и он в такой же опасности, как и мы.

— Но как же нам выбраться?

Я понятия не имею и не знаю, что сказать. Выход только один — тем же путем, что мы пришли. Сара все еще обхватывает меня руками.

— Мы как сидящие утки, Сара. Они нас найдут и когда найдут, то они уже все будут здесь. Если мы пойдем, то на нашей стороне будет хотя бы эффект неожиданности. Если мы выйдем из школы, то, думаю, я смогу завести машину. Если не смогу, нам придется драться, чтобы проложить себе дорогу.

Она согласно кивает.

Я делаю глубокий вдох и выбираюсь из-под стола. Я подаю Саре руку, и она встает рядом. Мы вместе как можно тише делаем один шаг. Потом другой. Чтобы пересечь комнату, уходит целая минута, и мы никого не встречаем в темноте. Мои ладони совсем слабо светятся, чтобы только не натолкнуться на столы. Я смотрю на дверь. Я ее открою, Сара запрыгнет мне на спину и я побегу изо всех сил и со всей скоростью, на какую способен, с включенным светом, по коридору, из школы, на стоянку или, если это не получится, в лес. Я знаю лес и дорогу домой. Их больше, но у нас с Сарой будет преимущество своей территории.

Когда мы приближаемся к двери, мое сердце бьется так сильно, что я боюсь, как бы могадорцы его не услышали. Я закрываю глаза и медленно тянусь к ручке. Сара напрягается и изо всех сил цепляется за мою ладонь. Когда моя рука уже в двух сантиметрах от ручки и я даже чувствую исходящий от нее холодок, нас обоих хватают сзади и валят на пол.

Я пытаюсь кричать, но мой рот закрывает рука. По мне проносится страх. Я чувствую, что Сара пытается освободиться, и я тоже, но хватка слишком крепкая. Я никогда не думал, что могадорцы окажутся сильнее меня. Я серьезно их недооценил. Теперь не осталось никакой надежды. Я потерпел неудачу. Я подвел Сару и Генри, и я виноват. «Генри, надеюсь, ты будешь сражаться лучше, чем я».

Сара тяжело дышит, и я изо всех сил пытаюсь освободиться, но не могу.

— Ш-ш-ш, перестаньте вырываться, — шепчет мне на ухо голос. Голос женский — Они там и ждут, так что тихо, не шумите.

Это девушка, такая же сильная, как я, может, даже сильнее. Я не понимаю. Она ослабляет хватку, я поворачиваюсь лицом к ней. Мы вглядываемся друг в друга. Над моими светящимися ладонями я вижу лицо чуть старше, чем мое. Карие глаза, высокие скулы, длинные темные волосы, стянутые в хвост, широкий рот и уверенно очерченный нос, оливковая кожа.

— Кто ты? — спрашиваю я.

Она смотрит на дверь и молчит. «Союзник», — думаю я. Кто-то, кроме могадорцев, знает, что мы существуем. Кто-то пришел сюда, чтобы помочь.

— Я — Шестая, — говорит она. — Я постаралась прийти сюда, опередив их.

— Как ты узнала, что это я? — спрашиваю я.

Она смотрит на дверь.

— Я пыталась тебя найти с того момента, как был убит Третий. Но все это я объясню потом. А сначала нам надо выбраться отсюда.

— Как ты смогла пройти незамеченной?

— Я умею становиться невидимой.

Я улыбаюсь. То же Наследие, которое было у моего дедушки. Невидимость. И способность делать невидимыми вещи, до которых он дотрагивался, как было с нашим домом на второй день работы Генри.

— Как далеко отсюда ты живешь? — спрашивает она.

— Пять километров.

Я чувствую, как она кивает в темноте.

— У тебя есть Чепан? — спрашивает она.

— Да, конечно. А у тебя нет?

Она переминается с ноги на ногу и выдерживает паузу перед тем, как заговорить, словно извлекая силу из чего-то невидимого.

— Был, — отвечает она. — Она умерла три года назад. С тех пор я сама по себе.

— Мне жаль, — говорю я.

— Это война, на ней умирают. Сейчас нам надо выбраться отсюда, иначе мы тоже умрем. Если они здесь, значит, они уже знают, где ты живешь, и значит, они уже там, так что бесполезно таиться, когда мы выберемся отсюда. Здесь пока только скауты. Солдаты на подходе. У них есть мечи. А вслед за ними появятся и чудовища. У нас мало времени. В лучшем случае у нас есть день. В худшем они уже здесь.

Моя первая мысль: «Они уже знают, где я живу». Я паникую. Генри дома с Берни Косаром, а солдаты и чудовища уже могут быть там. Моя вторая мысль: «Ее Чепан умерла три года назад». Шестая так долго была одна, одна на чужой планете со скольки — с тринадцати лет? С четырнадцати?

— Он дома, — говорю я.

— Кто?

— Генри, мой Чепан.

— Уверена, с ним все в порядке. Они не тронут его, пока ты на свободе. Им нужен ты, и они будут его использовать как приманку для тебя, — говорит Шестая, потом поднимает голову в сторону зарешеченного окна. Мы поворачиваемся и смотрим вместе с ней. По дороге, ведущей к школе, быстро движутся огни пары фар, они едва различимы, и кроме них ничего не видно, они замедляются, проезжают выезд, потом поворачивают во въезд и быстро исчезают. Шестая разворачивается к нам.