Андрей Басирин - Убить Ланселота

– Его матушка останется довольна, – подхватил Пампфель. – Сын погиб, сражаясь в рядах вольных стрелков. Достойная карьера.

– Да, достойная.

– А Глиниуса, господин Ланселот, мы реставрируем. Герр Юнг договорился с часовщиком – механизм хоть и поврежден, но в городском хозяйстве все сгодится.

– Поставим ворон пугать на общественных огородах.

Вот и все. Терекок прекратил свое существование. Бунт имеет смысл, когда бунтовщики идут наперекор обшим установкам, а против чего могли идти вольные стрелки? Хоакин достал из кармана герцогский пергамент, перечитал. «Не является разбойником, равно как хищником, громилой, бандитом, пиратом, флибустьером, вольным корсаром».

– Господин Ланселот, вам лучше прилечь, – преданно глядя на стрелка, высказал Пампфель, – Столько переживаний, столько тревог…

– Это вряд ли. Я отправляюсь в путь, господа. Мне еше надо отыскать Лизу.

– Вы найдете ее в Храме. Никуда она не денется.

– Не волнуйтесь, господин Ланселот, – добавил Ганхель, – с гробовщиком мы договоримся. Город похоронит Вертеля за свой счет – все же он стал национальным героем.

– Бог с ним, с Вертелем. Я все же пойду.

Алебардисты переглянулись:

– Пойдете? Тогда доброго пути, господин Ланселот.

– Если что, заходите, – добавил Пампфель. Хоакин двинулся прочь. После нескольких шагов он понял, что не в силах сдвинуться. Голова кружилась, тело казалось набитым песком. Багровый луч солнца, проглядывающий сквозь сосновые ветви, обжег глаза.

– Ложитесь, ложитесь, господин Ланселот. Настой из фляжки можете допить – это легкое успокаивающее. Герр Юнг утверждает, что вам нужен покой.

Глаза слипались. Деревья крались по полянке, подбираясь все ближе и ближе, но, едва Хоакин поднимал веки, отпрыгивали назад.

– Вы… опоили мменя? Мерзавцы!

Он попытался вскочить и убежать, но тело не слушалось его. Алебардисты подхватили капитана под руки, отвели в избушку. Аккуратно уложили в кровать, укрыли одеялом.

– Спи, господин хороший, – пробормотал Ганхель, взбивая подушку. – Вот ты спишь, и хорошо тебе, тепло, уютно. К чему просыпаться?… Там беды, неурядицы… девчонку твою в Храм увели. Зачем тебе обратно?

Сквозь сон Хоакин слышал, как гвардейцы двигали мебель, наводя порядок в хижине. Затем появился еще кто-то (гробовщик?). Он отдавал приказания – властным, не терпящим прекословия тоном. Гвардейцы отвечали с готовностью; слов Хоакин не разбирал.

Наконец этот кто-то склонился над засыпающим Хоакином и голосом Эрастофена из Чудовиц сказал:

– Бедный глупый мальчик! Сколько несправедливостей в этом мире… Короли играют тобой, как хотят. Старый глупый шарлатан в шутку сделал тебя разбойником, а ты и поверил.

Холодная влажная рука коснулась лба Истессо.

– Господин Фероче, готовьте портал в Град Града. Держать Ланселота в лесу становится опасно.

Голос удалился, расширился. Загремел за пределами хижины:

– Эй! Лилии несите и орхидеи. Окна закройте!

Глухо, почти неслышно отвечал голос Пампфеля:

– Он будет чихать. Эти проклятые цветочки воняют немилосердно…

Сон затягивал Хоакина все глубже и глубже. Раскручивалась сладкая воронка несознания, унося стрелка в теплую страну, исполненную грез и радостных видений. Брошенный на скамью плащ превратился в Фуоко, и стрелок усмехнулся. Лиза действительно была здесь. Просто она спряталась, обманула его.

Она всех обманула.

– Ты здесь, Лиза… А эти глупцы говорят, что его преосвященство увез тебя в Храм. Как такое может быть?

Девушка ничего не ответила, лишь улыбнулась. Вот она встала и указала глазами в окно. Снаружи, в быстро темнеющем небе загорались звезды – одна, другая, третья.

– Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? – Стрелок приподнялся в постели, протянул руку к девушке. – Так проклятые монахи все-таки убили тебя… И ты меня зовешь.

«Пет, любимый! Нет!» – безмолвно отвечала Фуоко.

– Тогда что? Что же?!

Он яростно рванулся. Лесная хижина провалилась в глубины ночного неба.

– Лиза!

Звездная круговерть развернулась вокруг стрелка. Престолы танцевали с Силами, ангелы источали свет и любовь к Творцу, наделившему их величием и свободой.

– Ты уже понял, кто ты? – грозно пели они. – Ты познал свою сущность?

– О чем вы, провозвестники света? – развел руками Хоакин. – Я не понимаю вас.

Огни, огни, огни… Водопады огней. Струи, ливни. Звезды – как глаза чудищ, смотрят из тьмы – настороженно, недобро.

Чулище Фероче. Чудище Розенмуллен.

Двуглавое чудище Ганхель-Пампфель.

Хоакин совсем потерялся в этих огнях, в их величии и праздничном сиянии. Звездный свет жег, рвался в душу, заставляя ее таять и преображаться. Так свинец плачет в атаноре крупными сверкающими каплями, воплощаясь в золото, власть и силу.

– Скажи! – вопили духи. – Скорее! В чем твоя основа?

В ответ грянул хор:

В уши бились голоса, нашептывали:

– Ты разбойник?… Ланселот?… Ты верноподданный?… Сын?… Брат?… Покупатель кафтанов?… Приманка для мошенников, возлюбленный, человек на дороге?… Кто ты?…

– Отстаньте, господа духи! Я не желаю слушать!

– Кто ты?! КТОТЫКТОТЫКТОТЫ?

– Я…

Вся жизнь в единый миг промелькнула перед глазами Хоакина. Начиная с тех времен, когда отец пытался сделать его магом, и дальше, дальше, дальше…

Квинта-Ля видел в нем капитана разбойников.

Бизоатон Фортиссимо, его преосвященство, Дюжина решили, что он – Ланселот.

Розенмуллен ославил его честным человеком.

Тальберт считал духом перемен – и разочаровался.

Шелуха. Шелуха…

Цок-цок, цок-цок, копыта. Орда стрелков под звук подков. Проносятся вдоль дороги сосны зеленые, кусты крушины, розовые свечи иван-чая. Мчит карета на восток, везет в Град Града его преосвященство и компанию.

На козлах – могучий детина в шерстяной куртке и домотканых портках; волосы путаной паклей спускаются на плечи. Потрюхивают на бедре боевые счеты.

Варвар раскрутил над головой кнут и диким голосом заверещал:

– Арррьях-ха!

От вопля возницы сорвалось с березы воронье. Закружилось в небе, возмущенно каркая. Лошади лишь чуть резвей затрюхали да хвостами тряхнули – стараемся мол, сударь-варвар-господин.

– Имеет смысл обсудить, – деловито начал Фероче, – долевое участие в процессе обесхоакинивания Террокса.