Грегори Киз - Дети Великой Реки

Четвертый член этой компании почти все время молчал и держался немного особняком, но огромные черные глаза внимательно следили за собеседниками. У него были белые и легкие волосы до плеч, стянутые узлом на затылке, что подчеркивал лоб, вернее, его отсутствие. Рот был большой и четко очерченный. Перкару казалось, если этот человек улыбнется, голова его расколется надвое, но, скорее всего такая опасность ему не грозила — он, по-видимому, никогда не улыбался. По правде говоря, он больше был похож на…

Неожиданно эти странные темные глаза остановились на Перкаре, два одинаковых черных провала, бездонные и пустые. Перкара охватило чувство, что его раздели донага. Человек этот привык к тому, что на него смотрят со страхом, и не сводил с Перкара потустороннего взгляда. Какое-то мгновение Перкар пытался его выдержать и не отвести глаза, но взгляд этот был такой холодный и такой нечеловеческий. Испытывая неловкость и уже начиная злиться, Перкар сделал усилие и переключил внимание снова на Капаку и отца.

Перкар пропустил момент, когда предмет их разговора переменился, но, прислушавшись к тому, что говорил вождь, он весь обратился в слух.

— …Вот почему, я думаю, нам нужны новые территории. Ты разве не знаешь, что сын Янвала организовал поход против моего брата? Они, конечно, ничего не добились, но ведь кто-то мог бы и погибнуть. Слишком много нынче сыновей, Шири, и слишком мало земель. Скоро они отправятся на равнины и там присоединятся к менгам.

Отец понимающе кивнул.

— Все может быть. Но ведь эти земли были еще в незапамятные времена присоединены к Домену.

— Я знаю. Я все время думаю о походе, Шири.

— Против менгов?

— Нет. Мы пытались несколько лет назад, помнишь? А сколько мы потеряли тогда прекрасных воинов.

— Мне кажется, погибли главным образом люди безземельные, — вставил Перкар, которому не терпелось показать, что он в чем-то разбирается.

— Да, разумеется. Один из этих погибших был мой сын. — Голос Капаки звучал ровно, но чувствовалось, что старая боль глубоко загнана внутрь.

— Я… я прошу простить меня Капака. Я сказал, не подумав. И вышло грубо.

Старик пожал плечами.

— А что еще остается молодым? Ничего, ничего. Все в порядке, дружок. Я не собираюсь затевать новой войны против менгов, по крайней мере, в ближайшем будущем. Слишком много отцов потеряли сыновей в битве при Нгатакуте. Мои возможности убеждать людей иссякли. — Он улыбнулся. — Самый лучший вождь тот, кто никогда не заставляет народ делать то, что он не хочет.

Перкар кивнул. Мозг лихорадочно работал в поисках решения. Ему казалось, что крушение его надежд и утренний разговор с Ангатой будто круги от камня, брошенного в воду…

Интересно, имеет ко всему этому какое-нибудь отношение она? Скорее всего нет. С того дня, как он стал мужчиной, она всего дважды выходила к нему. Обнимая, лаская его, она упорно не желала говорить о том, что его больше всего волнует.

— В этом-то все и дело, Перкар. Потому я велел отцу послать за тобой. Эти люди отправятся со мной в горы в Балат, старый лес. Хочу сговориться с Владыкой Леса, чтобы он уступил мне еще несколько наделов земли.

— С Владыкой Леса? В Балат? А почему бы тебе не сговориться с местными богами, что живут поблизости?

Капака воздел руки.

— Мы уже пытались, но наши боги, как и мы, подчиняются своему Верховному вождю. Он приказал не уступать нам ни пяди земли без его разрешения. Видишь ли, тут есть еще одна сложность: между нашими землями и Балатом лежат несколько лиг, а потом бесконечно тянутся страны альвов. Мы должны с ним сговориться, чтобы он разрешил нам забрать у них землю.

— А почему это так трудно? — спросил Перкар, в голосе его звучало презрение. — Альвы — голые твари, у них нет Пираку. Почему эти земли должны принадлежать им, а не нам? — Перкар не раз слышал это от молодых людей и считал, что так думают все.

Выслушав его, Капака нахмурился, да и Шири был явно смущен.

— Потому что их притязания на эту землю имеют тысячелетнюю давность, гораздо более древнюю, чем ваши, — произнес над ухом Перкара чей-то очень тихий голос. Перкар подпрыгнул от неожиданности. Неужели можно двигаться так бесшумно? Обернувшись, он увидел странного человека с белыми волосами.

Капака прочистил горло.

— Перкар, это Нгангата с запада. Пожалуй, самый ценный член нашего отряда.

— Ты аль… — вырвалось у Перкара, но он во время остановился.

— Мой отец был альва, — сказал Нгангата. — У меня нет клана.

Перкар кивнул, гадая про себя, что значит не иметь клана. Это, безусловно, делает человека подлым ненавистником, который хочет, чтобы его все боялись. Перкар предпочел бы перебороть страх, чем поддаться ему. Глаза сузились, пока он стоял и обдумывал, как бы побольнее задеть противника, чтобы покончить с ним, обнажить мечи, если до этого дойдет. В его собственном доме это ничтожество выставило его дураком.

— Перкар!

Это был отец, его отец, напомнивший ему о том, что этот не имеющий клана полукровка снискал уважение вождя и что совсем не обязательно выставлять кого-то дураком, если он на самом деле дурак.

— Прости меня, — произнес Перкар, хотя нельзя сказать, что он признал свою вину, однако решил, что все же лучше извиниться.

Нгангата кивнул, давая тем самым понять, что извинение принято. Перкар подумал, что ему следует каким-то образом высказать свою признательность.

— Я почти ничего не знаю об альвах. — Он попытался оправдать свое поведение скорее перед Капакой, чем перед этим странным типом. — Может быть, ты мне что-нибудь расскажешь о них. Особенно если нам предстоит встреча с ними. Можно я буду звать тебя по имени?

— Ты можешь называть меня Нгангата, как зовет вождь. Это не настоящее мое имя.

Перкар сделал вид, что не заметил оскорбления.

— А ты зови меня Перкар, — ответил он тихо. — Это мое настоящее имя.

И кто знает, не доведется ли им когда-нибудь схлестнуться в рукопашной. И тогда ни клана, ни имени, подумал Перкар, но вслух ничего не сказал.

Хизи на мгновение смежила усталые веки, следя из-под полусомкнутых ресниц за причудливой игрой света. Мелькающие контуры в основном были ей знакомы — изгибы и углы выцветших рельефных фигурок, часть из которых она знала, но большая половина была таинственной, как морской ветер. Который уж день она смотрит на них, пытаясь доискаться смысла с тем же нетерпением, с каким рука тянется расчесать зудящую ранку. А пользы ни от того, ни от другого никакой. Просто она еще мало знает. Ган был прав.

И все же немногое, что становится ей понятным из прочитанного, не дает ей бросить эту мучительную игру. Открытия случаются редко и достаются тяжелой ценой, но зато, какая это сладкая награда, не сравнимая ни с чем, что ей когда-либо довелось испытать.