Лана Тихомирова - Гладиатор, Маленький Лев и Капитан

Ирэн вошла. Медленно сняла тонкие перчатки. Окинула взглядом гостиную и меня в том числе, так будто бы я была предметом мебели и не более того.

— Ты поела? — спросила она, разглядывая чашку и блюдце.

— Да, мэм, я проголодалась, пока ждала вас.

— Знаешь, что. У меня будет задание тебе на завтра. Перебери все продукты. Посмотри, что скоро испортится, можешь съесть или выкинуть, как захочешь. Остальное я бы попросила тебя не трогать.

— Что значит "Скоро испортится"? — хмурясь, спросила я.

— Значит, испортится завтра или послезавтра, — глядя в потолок, ответила Ирэн, — Я пойду спать. Не буди меня.

— Задание на завтра или на сегодня? — уточнила я.

Ирэн остановилась на лестнице и задумалась.

— На сегодня. Сегодня, всего-навсего наступившее завтра.

Я села на диван и еще раз обдумала ее слова. Значит, все, что завтра-послезавтра невозможно будет есть, я могу забрать себе, а все остальное не могу трогать. Значит, завтра-послезавтра я смело могу положить зубы на полку. Жалованья мне не видать неделю, а значит, к воскресенью я могу и в голодный обморок упасть, это в лучшем случае. Хотя неизвестно, что будет в конце недели. Такими темпами она переселит меня из дома в будку и заставит приносить тапочки в зубах. Но это нет, это уже нарушение прав помощника, на это Ирэн не пойдет.

Тут меня поразила мысль, ясная, как божий день. Ирэн хочет, чтобы я своровала. Она хочет поймать меня за руку, на воровстве, более того, на нарушении ее прямого указания. Мною тихо стало овладевать отчаяние. Пока оно не овладело мной окончательно, я отправилась спать — усталость не лучшая советчица. Утро вечера мудренее, есть такая присказка. Утро еще не наступило, нечего ждать и мудрости.

Я поднялась, когда солнце было уже достаточно высоко. Ирэн не просыпалась, что было мне на руку, хоть тут повезло.

Я тщательно перебрала продукты и не поленилась создать таблицу, в которую занесла наименование продукта, дату изготовления, дату истечения срока годности и дальнейшую его судьбу. Ирэн поднялась к часам четырем после полудня, когда я как раз готова была расквитаться с крупами. Списком она осталась довольна (только на словах).

— Что делать с продуктами, у которых срок годности истечет через три-четыре дня? — уточнила я.

— А что там?

— Кефир и йогурты.

— Да? Ну, когда останется день два, можешь забрать себе. У меня сейчас не очень хорошо с деньгами, уж прости, я не могу кормить тебя со своего стола, — пожала плечами она.

— То есть все, что кончится через день-два, я могу забирать? — снова уточнила я.

Ирэн подумала, сделала гримаску и нехотя сказала:

— Можешь.

По крайней мере, я не умру от голода.

— Опись продуктов будешь составлять… скажем, каждую неделю, — заключила Ирэн и с тем ушла.

Я оттащила к себе небольшой набор продуктов, на первое время должно было хватить.

Два дня я прожила, можно сказать, припеваючи, не спуская глаз с того, что должно было испортиться через три дня. Я тут же все оттаскивала к себе. На второй день такой жизни, я вдруг очнулась, словно после сна. Стало страшно и мерзко от самой себя. Почему я стала такой мелочной? А вдруг поесть я смогу не скоро, а тут еще есть кое-что, что надо тут же отволочь к себе до лучших времен?

Подумав немного, я сделала вывод, что я все-таки по-своему права. И отказываться от насущного из гордости и чистоплюйства верный путь к голодной смерти или голодному обмороку, что было бы еще позорнее. Приходит Ирэн с работы, а тут я в голодном обмороке валяюсь. Греха потом не оберешься.

На третий день я обнаружила неприятное обстоятельство. Пропали все продукты, которые должны были пересечь границу в два дня послезавтра. Я между делом заметила это Ирэн. Та будничным тоном отозвалась, что они плохо пахли, и она сама их выбросила. Я сжала зубы, чтобы ничего не сказать. Я видела, как она искоса за мной наблюдала. Очень внимательный тогда был у нее взгляд. "Ничего", подбодрила я себя, "растянем на один день, там сосиски на подходе!"

На следующее утро пропали и сосиски. Ирэн снова не понравился их запах:

— Ты же знаешь, — доверительно говорила она, — сейчас сплошь и рядом перебивают даты на продуктах и продают уже испортившееся, не надо травиться ни тебе, ни мне.

— Я бы сама вынесла, — пожала плечами я.

— У тебя и так много работы, — она ласково потрепала меня по макушке и ушла к себе.

Склад продуктов у меня в комнате стремительно сокращался, хоть я и старалась есть как можно меньше.

На четвертый день пришли опоясывающие боли в животе. Я, старательно сжав зубы, делала свою работу. Ирэн весь день была дома и ласково сообщала мне об изменениях цвета моего лица. То я ей показалась "зелененькая", то "беленькая", то "желтоватая". Молча снося обиды, я молчала и старалась делать вид, что мне категорически все равно, что она ест и пьет. А тогда казалось, Ирэн ест постоянно. Сейчас вспоминая, я понимаю, что так оно и было. Меня все еще грела мысль о том, что я получу свой гонорар на следующей неделе во вторник, то есть через день, но это "через" надо было прожить.

В день перед гонораром у меня предательски закончилось молоко. Это было последнее, что я могла есть. Допив молоко, я не предалась отчаянию, а даже наоборот, воспаряла духом, потому что завтра меня ждали деньги, на которые уехать и нельзя было, но прокормиться вполне.

С вчера мне дан был наряд: вымыть всю плитку в ванной комнате. Ирэн, ясное дело, любившая себя до потери пульса, на ванную всегда делала особый упор.

Начнем с того, что эта часть дома была похожа скорее на небольшой стадион. Помимо санитарных устройств в количестве одной ванной, одной душевой кабины, одного беде, двух раковин, одной стиральной машины и двух сушек для белья, имелись еще и многочисленные шкафчики, большую часть которых занимали несметные баночки, скляночки и прочие приятно пахнущие вещи. Все это было в белой, дорогой плитке. Дорогой уже только потому, что ее не брала плесень, что при такой ужасной вытяжке, как у Ирэн, было странно, но являлось следствием большой цены той самой пресловутой плитки с перламутровым напылением.

Я уже закончила чистить плитку и обрабатывала ее специальной жидкостью, чтобы блестела сильнее. Плитка слепила глаза, а голова нестерпимо кружилась от якобы приятного запаха обещанного производителем. Производитель не врал, запах был приятный, но чересчур сильный. Подойдя к последней стенке, я поскользнулась на забытой мною луже и упала, ударилась головой об пол и успела поблагодарить Ирэн за то, что ванная комната у нее не маленькая, перед тем как потеряла сознание. Очнувшись, я пожалела, что не убилась, ибо очнулась я от резких ударов по щекам. Хозяйка склонилась надо мной бледная, но не от волнения, а от ярости. Я уже давно приметила за ней эту чрезмерную вспыльчивость.