Антон Орлов - Гостеприимный край кошмаров

– Оставь, – понаблюдав за его возней, посоветовал Стах. – Кому оно надо?

– А я думал, твое… – недомаг с некоторым трудом поднялся на ноги, распрямился, кряхтя, и плюхнулся в обитое потертым серым штофом пружинное кресло, отозвавшееся утробным звуком. – Она любознательная, как что увидит, ей надо посмотреть, в лапках подержать, а потом не кладет на место. Не человек ведь.

– Трофана вас с ней за это на улицу выкинула?

– И за это тоже, – Хуста расплылся в обезоруживающей улыбке. – А тебе эта ведьма зачем сдалась?

– Не сама ведьма, а то, что можно у нее купить. Мне нужен истинный «свекольный зуб». Слыхал о такой штуке?

– Ценная, редкая, обладает уникальными свойствами. Не скажу какими, потому что не знаю, но для тех, кто знает, игра стоит свеч. И что за проблема, денег не хватило?

– Она вообще отказалась эту мерсмонову свеклу продавать. Согласна поменять на кесейское ожерелье, которое есть у Клаурамца с улицы Забытых Песен. Тоже маг, занимается консервацией.

– Знаю. Для себя берешь?

– Я в этом деле доверенное лицо влиятельной персоны.

– Тогда понятно. Влип ты, друг Равул. Мое мнение недорого стоит, но, по-моему, накрепко влип.

Стах сперва чуть не спросил «какой еще Равул», вовремя спохватился – это же его нынешнее конспиративное имя! – и поинтересовался:

– С чего ты взял?

Спокойным тоном, хотя на душе скребло, словно хрещатка за плинтусом. Ему ведь тоже казалось, что влип, и услышать подтверждение со стороны, пусть даже от раздолбая Хусты, радости мало.

– А ты вроде как в сказку попал. Один посылает к тому, тот к другому, другой к третьему, и каждому добудь какую-то невидаль. С доверенными лицами солидных покупателей так не поступают. Кого-то здесь держат за дурака – или твоего нанимателя, или тебя. Не обижайся, Равул, я сам дурак, на то, что я говорю, можно не обращать внимания. Мы со Шмыгой ребята простые.

– Ладно, – потрепав по загривку воющего в душе пса, смирился Стах. – Своему нанимателю я серьезно задолжал, поэтому по-любому обязан это поручение выполнить. Что скажешь о Клаурамце?

– Складская крыса. Педант, чистюля, придира, коллекционер. Они с Трофаной на ножах, и спереть у него что-нибудь раритетное она может захотеть чисто для того, чтоб ему насолить. В молодости были женаты, не сошлись характерами, а как маг, она, заметь, на порядок сильнее. Улавливаешь, какие отношения? Он для нее половую тряпку из прихожей не уступит, не то что ценное ожерелье.

Стах хмыкнул.

– А если не для нее? Если я приду сам по себе и предложу хорошую цену?

– Тогда не знаю. Видишь, с Клаурамцем я делов не имел, только слыхал, как его Трофана честила. Зато знаю парня, который вхож к обоим. Курьер, пацан лет семнадцати. Смышленый, расторопный, у него целый круг постоянных клиентов, и среди них полно магов. Угостить его пивком да потолковать, как думаешь, а?

Хуста любил авантюры. Едва познакомились, и уже готов без оглядки влезть в эту затею, причем не из корысти, а единственно ради удовольствия поучаствовать. Возможно ли, чтобы он, не отдавая себе в том отчета, угадал в Стахе давнего приятеля? Недомаг ведь, хоть и балбес, это нельзя скидывать со счета. Но вербовать по его рекомендации толпу незнакомого народа Стах не собирался.

– Что за пацан? В смысле что можешь о нем сказать?

– Здешний, тянгийский, из семьи старожилов. Странноватый немного, держится сам по себе. Видишь, зимой родился, да без отца, и на него тявкал каждый, кому не лень, покуда весна не наступила. Дед у него ушибленный на голову старьевщик, для которого помойка – дом родной, и парнишка его пасет. Как тот уходит путешествовать по свалкам – тащится за ним, присматривает. Потом приведет старика домой и давай с утра до ночи носиться по клиентам, а те его не гонят, несмотря на эти отлучки. То ли жалеют, то ли что… Меня Трофана выгнала только потому, что не успел до нее прибрать за Шмыгой, которая коробочки и склянки со всякой дамской хренью разбросала. Я бы понял, если б там было всяко-разное магическое, тогда бы мы виноваты, по рукам надавать, по справедливости, а то ведь из-за какой ерунды – ихняя женская мазня для лица! А парня этого, если хочешь, я найду, потолкуем все вместе.

– Только о деле ничего ему не говори.

– Да за кого принимаешь? Ни слова лишнего не скажу, не боись.

На душе было скверно, хуже, чем в этой бедной запущенной квартире с потемневшим потолком. И за тяжелыми рассохшимися ставнями шелестят медузники, и на Танаре сейчас черт-те что… Один Хуста счастлив в предвкушении авантюры, словно семилетний малец, которому новый мячик пообещали, да его крысобелка сладко посапывает, соорудив себе гнездо из старых газет.

По всей Кордее объявили однодневный траур: вчера вечером случился прорыв, двести семь человек погибло и пропало без вести, данные уточняются. Лерка с утра пораньше под шумок удрала в Касиду. Рекламные акции на сегодня отменили, вся орава юных менеджеров осталась при супермаркете – может, в таком столпотворении и не заметят ее отсутствия. Если что, она соврет, что ездила в консульство: мало ли, вдруг надо было отметиться, что Валерия Вишнякова жива и здорова. Не шибко хорошая уловка, но осточертел ей уже этот супермаркет с его счастливым персоналом (несчастливых там штрафуют и стараются поскорее выжить).

Она сидела на веранде закусочной «Жареная подметка», в переулке с лезущими из стен стеклянными эркерами и простецкими подвальными окошками, до половины выглядывающими из пыльных каменных ямин ниже уровня булыжного тротуара. К столбикам, подпирающим навес веранды, привязаны черные траурные ленты, истрепанные от неоднократного использования. На тарелке котлета, посыпанная зеленью, в стакане яблочный сок. Голова слегка побаливает: славно они со Златой вчера оттянулись!

В город она сбежала в том числе из-за этого. Лидия ведь, наверное, спросит, о чем разговаривали… И как теперь вести себя с девочкой? Хочешь – не хочешь, Лерка должна взять чью-то сторону: или обо всем информировать адаптера, честно отрабатывая вчерашний обед, – или потакать Лидии с ее посмертными грезами и поисками разрушенного дома.

Злата – личность располагающая, и все ее фразочки по поводу изложенной истории, вроде «я бы его послала к одной известной матери» или «стрихнина в кофе», это один к одному то самое, что могла бы подумать или выдать вслух сама Лерка. Но ни для кого не тайна, что существуют специальные поведенческие приемы, помогающие наладить контакт с собеседником и добиться доверия, психолог просто не может их не знать. Поэтому неизвестно, Злата Новашек такая и есть – или она напропалую «зеркалила», нарочно демонстрируя реакции, совпадающие с Леркиными? Ей пятьдесят шесть. Опытная. Пусть с точки зрения старших представителей подвида С она едва начала взрослеть, по земным меркам – матерый профессионал, и за спиной у нее около тридцати лет практики. Уж если она по обрывкам размытых воспоминаний своей пациентки составила представление о складе характера ее бывшего любовника, Лерка для нее тем более открытая книга.