Евгений Лотош - Река меж зеленых холмов

— Во-первых, я тебе не верю, катонийка, — зло ощерилась Смотрящая. — Ты лжешь. Ты не могла никому сообщить. Во-вторых, я все-таки намерена рискнуть.

"Роза" у нее в руках наконец остановилась на Яне.

— Всем огонь по моей команде! — громко приказала она. — На счет три!..

— Ты убьешь нас на глазах у толпы свидетелей? — осведомилась Яна, и Суэлла только сейчас заметила, что она держит палец на пластинке резонатора.

— Каких еще свидетелей? — Смотрящая даже немного опешила.

— Во-он тех, — Яна мотнула головой.

Издалека, с дороги, донесся смутный шум человеческих голосов. Суэлла прищурилась, вглядываясь — и остолбенела. В сотне саженей от них к храму топал, заполонив дорогу и обочину, шумный табор бериутов. Несколько обтянутых тентом повозок, запряженных осликами, цветастые халаты, шаровары и наголовные повязки, галдящие женщины, усатые мужчины с блескучими ножами за поясами с кистями… Откуда здесь табор? И, самое главное, что вековечным поклонникам Валарама потребовалось в храме Ю-ка-мина?

Цапара тихо выругалась сквозь зубы.

— Отряд, огонь по моей команде, на счет три! — выкрикнула она. — Раз, два…

И ее голова взорвалась кровавым фонтаном. Тело, раскинув руки, нелепо плюхнулось на землю, и окружающая пыль немедленно начала пропитываться темной жидкостью.

— Не стрелять! — громко крикнула Яна в пространство. — Кампаха, отзови снайперов! Ты что мне обещала? Кампаха, ты меня слышишь? Кампаха!

Все, свихнулась, мелькнула мимолетная мысль в голове у Суэллы. Точно свихнулась.

— Не стрелять! — голос Яны загремел с неба, словно глас Назины. — Никому не стрелять! Приказываю всем прекратить огонь и бросить оружие! Хоцобой, прикажи своим людям сдаться — НЕМЕДЛЕННО! Иначе вас перестреляют снайперы спецотряда! Бросить оружие и выпрямиться с поднятыми руками.

И внезапно табор бериутов оказался совсем рядом, пестрота халатов и косынок замельтешила вокруг, и слитный лязг десятков затворов смешался с резкими командами, отдаваемыми на тарси.

— Ты что, с ума сошла, сама Яма? — раздался рядом мучительно знакомый женский голос из прошлого. — На кой хрен ты вылезла под пули? Не могла потерпеть пять минут?

Молодая высокая женщина сбросила с головы платок и со сжатыми кулаками сердито уставилась на Яну. Кровь прилила Суэлле к голове, в ушах застучало. Кампаха? Кампаха!?

— Это ты какого хрена ее убила? — яростно спросила Яна. — Мы же договорились! Ты что, думаешь, я без тебя ее звуком вырубить не могла?

— У снайперов направленные микрофоны, — Кампаха пожала плечами. — Они получили приказ стрелять на поражение, если для тебя возникнет реальная опасность. Они услышали приказ этой мрази, транслировали мне, и я отдала приказ о ликвидации. В конце концов, как ты правильно заметила, всегда нужен козел отпущения, а на мертвую валить куда легче, чем на живую.

— И почему я так ненавижу спецслужбы? — пробормотала Яна.

— Потому что сама в моей шкуре ни разу не побывала! — отрезала Кампаха. — Су, во имя Назины! Я так рада, что ты жива!

Она схватила Суэллу за плечи, заглянула в глаза и крепко обняла.

— Мы думали, что ты мертва, — сказала она тихо. — Мы искали тебя полгода, перетряхнули половину Граша. В конце концов решили, что тебя увезли в Сураграш или убили. Я за тебя в неоплатном долгу перед самой Яной…

Она отстранилась.

— Не плачь, Су, — ободряюще сказала она. — Все кончено. Ты свободна. Забудь о том, что случилось, скоро ты вернешься домой.

— Ну уж нет! — рявкнула Яна. — Я тебе так просто от меня отвязаться не позволю. Кампаха, ну-ка, живо за мной. Эй, вы, расступитесь!

Она ухватила Кампаху за плечо и, как до того Суэллу, поволокла за собой к прилавкам, где бойцы такха сноровисто обыскивали и заковывали в наручники людей Цапары.

— Во-первых, в обход храма ушли два отряда по три человека, — заявила она. — Пошли кого-нибудь взять их в плен.

— Уже, — усмехнулась тарсачка. — Я не глупее тебя. С вершины холма храм как на ладони. Вот, кстати…

Вдалеке захлопали и тут же смолкли выстрелы. Кампаха прижала пальцем наушник рации и прислушалась.

— Поняла, — наконец откликнулась она. — Возвращайтесь. Взяли всех, у них один раненый, — пояснила она. — Сама Яна, ты сказала — во-первых. А во-вторых?..

— Этого — отпустить! — Яна решительно ткнула пальцем в лежащего на животе Хоцобоя. Мужчина вывернул голову и посмотрел на нее налитым кровью глазом, но ничего не сказал. — Просто отпустить, и все.

— Не могу! — отрезала Кампаха. — У меня приказ арестовать всех…

— Плевать! — оборвала ее Яна. — Ты бессмысленно убила человека — теперь будь любезна, подчинись. Ты только что сказала, что в неоплатном долгу — вот и начинай расплачиваться!

— Я не имею права!..

Дальше Суэлла слушать не стала. Она тихо отступила назад, повернулась и вошла в калитку. Ворота храмового двора уже стояли распахнутыми настежь, к ним неторопливо тянулись повозки табора, и несколько спецназовцев занимались тем, что вздергивали на ноги полуобморочных после лежания на жаре жрецов и оттаскивали их к стене, где трое тарсачек, уже сбросивших цветастые халаты и оставшиеся в комбинезонах и бронежилетах, держали их под прицелом. Суэлла нагнулась и подобрала с земли оставленный ей пистолет, потом на негнущихся ногах направилась к боковому приделу храма. Внимания на нее не обращали. Она бросила последний взгляд на ненавистный священный фонтан, прошла через пристрой и пробралась в дом "кающихся жриц". Когда она шла по коридорам дома, то кожей чувствовала, как ей в спину упираются боязливые взгляды из-за чуть-чуть приоткрытых дверей. Наверное, следует им сказать, что все закончилось… да какая разница? Скажут другие. Ей уже все равно.

Она вошла в свою комнату и устало оперлась спиной о косяк. Все кончено. Действительно все кончено, правда, не в том смысле, который подразумевала Кампаха. Унизительное рабство наконец-то подошло к концу, и ей осталось лишь смыть свой вечный позор кровью.

В душной жаре комнаты ее кожа покрылась бисеринками пота. Тяжело ступая, она подошла к кровати, села и щелкнула рычажком предохранителя. Руки дрожали. Только сейчас она поняла, как страшно ей хочется жить. Жить во что бы то ни стало, жить любой ценой. Тело сопротивлялось разуму, приступ панического страха накатил на нее — и отхлынул.

Так надо. Если она не убьет себя сейчас, потом будет во сто крат хуже. Все, чего она получит — лишних несколько дней или недель позора, шепотков в спину, презрительных, а хуже того — сочувствующих взглядов. Она все равно не сможет так жить. Спустить курок сейчас или потом, разницы особой нет, только вот оружие потом достать окажется куда сложнее. С Тимашары станется запереть ее в частную больницу "для поправления здоровья", где за каждым ее шагом станут следить бдительные санитары.