Феликс Крес - Страж неприступных гор

Некрасивая девушка в одежде для езды верхом, с маленькой серебряной подвеской на шее, не отводила взгляда от лица господина.

— Мне очень хотелось все это кому-то рассказать, — помолчав, сказал он. — Как следует и по порядку… Похоже, немного не получилось.

— Получилось, — очень серьезно ответила она. — Но…

— Смелее, Сема. Это никакие не тайны, во всяком случае не здесь, поскольку не поедешь же ты на Агары, чтобы рассказать их князю, что у него есть внучка? Я не сказал ничего такого, о чем не могла бы знать моя решительная телохранительница.

— Госпожа не будет сердиться?

— Госпожа оторвет мне голову, если я стану чаще выбираться на прогулки с невольницей, чем с ней… Но за то, о чем я говорю? Нет, она не будет сердиться. Разговор — это… внешнее проявление мыслей. Она сама так сказала, я просто запомнил.

— Но я… я думала, что вы не убьете того посланника.

Готах задумчиво покачал головой и вздохнул.

— Самое грустное, Сема, что тот человек… которого, однако, не следует опрометчиво осуждать, поскольку кое в чем он был, пожалуй, прав… Самое грустное то, что он, собственно, убил себя сам.

Ибо он вернулся, и никто уже никогда не ответит на вопрос — зачем. Может, затем, чтобы завершить начатое; может, за своими пропавшими в луже чернил записками… А может, еще зачем-нибудь. Он разозлился, сражался с Кесой, но потом остыл… Он не был убийцей, и я не верю, что он хотел хладнокровно прикончить мою жену. Он вернулся назад, а обычный дартанский солдат даже не знал, что делает, послушавшись лишь инстинкта воина. И разрубил ему голову одним ударом меча.

Девушка задумчиво молчала, глядя на большой камень, лежавший среди угрюмых серых кустов дикой розы.

— И этот камень — это…

— На его боку ты найдешь имя «Ридаретта». Госпожа вернулась домой «своим способом» не только потому, что обратное путешествие через Громбелард ее бы наверняка убило. Прежде всего она хотела забрать из большого прогнившего ящика искалеченное тело, которого князь Раладан не должен был видеть. Ведь она обещала, что он его не увидит. А заново заваленное подземелье, в котором освобожденный из оков страж законов пробудится, когда завершится война Шерни… не самая подходящая гробница для княжны Риолаты Ридареты.

— Так она умерла? Или жива?

— Жива, Сема. Вернее, существует. Она лишилась только своего первого тела, но все, что было в ее душе, сердце и голове, запомнила Риолата. Ридарета спит, ибо не может пробудиться в младенце, даже в ребенке. Она проснется, когда станет… женщиной. Так что, пожалуй, и в самом деле года через четыре. Пока что существует лишь маленькая девочка, спящая беспробудным сном. Но она растет втрое быстрее, чем другие младенцы. Думаю, окруженная заботой князя Раладана на Агарах, она выглядит теперь так, как если бы ей был год.

— Тогда зачем этот камень? Ведь если княжна жива, то это не настоящая могила.

— И настоящая, и не настоящая. Княжна сможет когда-нибудь увидеть этот камень и, коснувшись его, соединиться с прошлым. Ведь она приедет сюда, и тогда ты познакомишься, Сема, с одним из самых необычных созданий Шерера.

Он снова покачал головой.

— Кеса верит, что Ридарета действительно может быть… другой. Если бы только она была права… У воинов, даже беспощадных, есть оправдание для их существования. У преступников, наверное, тоже, но…

Девушка снова задумалась.

— Но ты, господин… Ты грустишь. Почему?

— Потому, Сема, что почти целый год множество людей причиняли друг другу страдания, хотя оправдания у каждого были свои. Мне хотелось бы верить, что есть такие миры, где существа, которые хотят добра, никогда не причиняют страданий друг другу. Просто добрые миры. Хотелось бы верить, но я не верю.

— Есть такие миры, господин, — решительно заявила она.

Он мягко улыбнулся.

— Мы не можем этого знать, девочка. К сожалению.

— Можем, — упрямо сказала она. — Ты ведь внутри, господин?

Он не понял.

— Внутри?

— Да. Есть ты, а вокруг целый мир.

— Да… Действительно, да. Каждый — внутри, Сема.

— Я тоже внутри, господин. А вокруг меня мир. Такой же большой, как и твой.

Она встала, развела руки и повернулась кругом.

— Не смейся… Ты создал один добрый мир, господин. У меня его раньше не было… А он самый настоящий из всех. И весь его создал ты. Я тоже хотела бы для кого-нибудь создать такой мир.

Он вовсе не смеялся. Девушка сказала нечто очень важное. Ветер принес далекий лай собак, доносившийся со стороны дома. Она наклонила голову — у нее был прекрасный слух.

— Лучше пойдем, а то госпожа будет сер… сердиться. Маленькая госпожа Алида плачет.