Далия Трускиновская - Домовые

— Еще с сыром бывают бутерброды, с консервами, с лососиной, — перечислял он.

— С лососиной? — тут Афоня и Антип переглянулись. — Это где же там у вас лососина?

— Я принесу! — отпрыгнув на безопасное расстояние, пообещал Родриго и стал отступать к мосту. Уж очень ему не понравились хищно приоткрывшиеся зубастые рты.

— Ну, принеси, принеси, — позволил Антип. — Да чего ты шарахаешься, крещеная душа? Мешок-то свой прихвати!

Родриго, в любой миг готовый дать деру, подкрался к рюкзаку, вскинул его на плечо — и поспешил к мосту, водяные же ушли в прибрежные кусты.

— Совсем Янка сдурел, мелиоратора с карасями прислал, надо же… — бормотал Антип.

— А тебе бы лучше голодному здесь сидеть? — возразил Афоня. — Сосед умнее нас с тобой оказался, вон — с крещеной душой как-то договорился. И нам ведь договариваться придется…

— Гляди у меня! — Антип замахнулся на подручного, однако, невзирая на сытое брюхо, напала на него мрачность и он только сплюнул. Афоня был прав — поселившись, можно сказать, под самым носом у людей, водяные должны были как-то строить с ними отношения. Но думать об этом совершенно не хотелось.

Родриго не знал, когда ждать Уклейку, — ни Янка, ни Коська, ни сама водяница никогда времени не считали и не догадались сказать, сколько суток уйдет на дорогу. Поэтому парень решил околачиваться поблизости, а, чтобы не бездельничать, придумал себе занятие — отправился на рынок за продовольствием. Сперва, правда, заскочил домой и оставил на балконе рюкзак — чего его взад-вперед с грузом карасей таскать?

Рынок имел жалкий вид — люди покидали город, все меньше было и продавцов, и покупателей, огромные павильоны стояли полупустые. Посчитав деньги в кошельке и решив, что новая родня все равно в деликатесах не разбирается, Родриго взял недорогих шпрот, салаки, мороженого хека, еще какой-то подозрительной рыбы в банках, которую продавали за углом павильона, с тележки — что означало давным-давно истекший срок годности консервов.

Со всем этим грузом он вернулся к мосту, перешел его до середины, где был спуск на остров, и уже почти сошел с лестницы, когда из-за бетонного блока появился матерый водяной.

— Это ты, дядя Антип? — удивленно спросил Родриго. Водяной был вылитый будущий родственник — такой же здоровенный, зеленовато-бурый, в клочьях взъерошенных водорослей, с сивой гривой, почти закрывавшей лицо. Но Антип не стал бы так грозно надвигаться на Родриго — они ведь вроде поладили.

— Рыбу гони! — приказал водяной. — Клади сюда, живо!

Родриго хотел было взбежать по лестнице — но сзади на ней уже стоял другой звероподобный болотный житель, с дубиной.

— Рыбу, говорят, выкладывай! — приказал он. — Всю отдашь — отпустим!

— Да подавитесь вы этой рыбой! — в сердцах воскликнул Родриго и, раскрыв сумку, вывалил консервы и мороженого хека на пожухлую прошлогоднюю траву.

— Это что? — опускаясь на корточки, спросил тот, кто был вовсе не дядей Антипом.

— Рыба!

— Это — рыба? — он взял банку и повертел ее в толстых когтистых пальцах.

— Рыбные консервы, — объяснил Родриго.

— И где же такие водятся? — нехорошо оскалившись, поинтересовался незнакомый водяной.

— Откуда я знаю! В море, в океане…

— В Океане! — воскликнул водяной с дубиной. — Так это же нам прислали! Нам! Из Антарктиды!

Хорошо, что Родриго уже знал про обращение к антарктическим жителям, не то бы расхохотался — и получил дубиной по глупой голове.

— Вам, вам, — подтвердил он. — Ешьте на здоровье.

— А как? Стой, куда?

Попытка проскочить мимо дубины на лестницу блистательно провалилась.

— Это не рыба! — сидя на корточках, продолжал матерый водяной.

— Да рыба же! Вон — и картинка нарисована!

Водяной изучил наклейку.

— У нас такая не водится.

— Так говорю же — из океана!

— Сам ешь, мелиоратор! Кусай! Ну? — водяной с неожиданной резвостью вскочил.

Банка была поднесена прямо под нос Родриго, но парень увернулся и кинулся бежать, во всю глотку призывая Антипа и Афоню.

— Идем, идем! — раздалось от берега.

Родриго пробежал еще несколько метров и, не слыша сзади топота, обернулся.

Если бы он не был так напуган, то расхохотался бы.

Водяные, плавающие быстрее иной рыбины, по суше передвигались исключительно шажком, их мощные ноги с мягкими и широкими ступнями не были приспособлены для бега, и потому преследователи сразу отстали от парня, но торопились, как могли. Навстречу же им на предельной скорости ковыляли Антип и Афоня.

— К нам, сюда! — кричал Афоня, уже вооруженный ржавым железным прутом. — Ах вы, змеева икра!

— Ты что ж это творишь, Панкрат?! — ревел Антип. — Нам рыбу несут, а ты в кустах караулишь? Наша рыба! Не отдам!

— А ты какого рожна наше место занял? — завопил в ответ Панкрат. — И так тут рыбы жаба наплакала, так еще и ты под самым боком поселился! Решено же — ближе двухсот саженей не селиться! Так что наша рыба!

— Да кем решено-то?! — возмутился Антип, озаренный подозрением, что решение возникло — здесь и сейчас, прямо в Панкратовой нечесаной башке. Как, возможно, и прочие судьбоносные решения, расхлебывать которые приходится теперь всему роду-племени.

— Всеми! Стой, Антип! Ни с места!

— Рыбу отдавай!

Родриго отбежал в сторонку, а водяные схватились драться. Афоня с Прокофием рубились, как фехтовальщики, прутом и дубиной, а Панкрат с Антипом покатились в обнимку, рыча и взвизгивая.

Обойдя по дуге это дикое побоище, парень взбежал на мост. Несколько секунд он стоял, соображая, потом принял решение и, подняв руку, кинулся чуть ли не наперерез приближавшемуся автомобилю. Машина притормозила.

— Жить надоело? — спросил, высунувшись, шофер, чуть постарше Родриго, и разинул рот — только теперь понял, что на мосту безобразничает живой негр.

— Ты посмотри, что там внизу! — Родриго махнул рукой, призывая шофера к перилам, и тот, бросив машину на произвол судьбы, побежал смотреть.

— А ни фига себе! Это — кто?!

— Слушай, будь другом, погуди!

— Сам погуди! — велел шофер, уже ничему не удивляясь и следя за побоищем с совершенно зверским азартом.

Родриго обогнул машину, сунул руку вовнутрь — и раздался столь необходимый ему сейчас вой.

Афоня и Прокофий разом подняли головы.

— Ой, мама дорогая! — с тем шофер, увидевший наконец-то их страшные рожи, отскочил от перил. — Садись, поехали! Это же людоеды!

Но Родриго не переставал жать на гуделку.

Еще несколько машин остановилось — водители не могли понять, что тут творится, а любопытство, как известно, кошку сгубило. Люди догадались поспешить к перилам — и поднялся крик.

Водяным такое внимание городской общественности было ни к чему. Распался надвое грязный клубок, разделившись на основательно помятых Антипа и Панкрата. Отскочили в разные стороны Афоня и Прокофий. И все четверо водяных быстро-быстро заковыляли к реке. Еще несколько секунд — и их не стало.