Далия Трускиновская - Домовые

— Ну так его Халява ему другую работу сыщет… — тут Евсей Карпович осознал логическую ошибку. — Нет! Не станет ему Халява работу искать! Она его на непыльное место пристраивать возьмется!

— И что же, так всю жизнь и будет пристраивать? А когда он помрет она куда денется? Во всемирный центр вернется? — Дениска ставил вопросы правильно, вот только ответов на них пока никто не знал.

— Да пусть бы вместе с ним и околела… — буркнула Матрена Даниловна.

— Помрет? А это мысль… — пробормотал Евсей Карпович. — А что? Очень даже хорошая мысль! Ну-ка, Матрена, рассказывай. Да из-за коробки не вылазь! И подол подбери, его же видно.

— А чего рассказывать, Евсей Карпович?

— Как этот твой дармоед живет, чем занимается, часто ли из дому выходит.

— Да ты что это выдумал? — изумилась Матренушка. — Да ведь коли его до смерти убить — кто отвечать-то будет? Ты ж хозяев под удар ставишь! А у них бизнес!

— Если дармоедов кормить-поить, бизнеса ненадолго станет! — отрубил домовой.

Выяснилось: дармоед Алешка целыми днями сидит дома, врет, что готовится в институт, сам же играет в компьютерные игрушки. Вечером приходит из института Анечка, приезжают родители, и все дружно кидаются его ублажать. Халява же, пока он играет, отсыпается, а как семья в сборе — так и она на боевом посту.

— Вот скотина! — искренне высказался Дениска, имея в виду, очевидно, ровесника, а не посланницу всемирного халявного центра.

— А на улицу выходит? Или так и сидит дома?

— Ой, и не скажу…

Евсей Карпович недовольно фыркнул.

— Ты, дедушка, что-то не то затеял, — тихо сказал Дениска.

— То, то… Мне бы его, подлеца, на улицу выманить.

— Чтобы и Халява за ним увязалась?

— Мне бы хоть на пару минут.

— А тогда?

Домовой почесал в затылке.

— Ты, Денис Андреевич, служебный пистолет без спросу взять можешь?

— Ахти мне! — закричала Матренушка. — Ты что ж это удумал?!

— Взять-то могу.

— А какой у тебя график дежурств на неделю?

Дениска закрыл наконец окно и полез в блокнот.

Евсей Карпович ознакомился с графиком и поинтересовался, уплатил ли Дениска за сотовый, а то будет, как в прошлый раз: техника работает лишь на прием, а самому никуда и не позвонить.

— Дед, если ты с моего телефона ему звонить будешь, он номер засечет, да и вообще этот номер в телефоне навсегда останется, — припугнул Дениска.

Но Евсей Карпович завелся — и в конце концов убедил всю честную компанию следовать своим советам.

Дармоед Алешка носился на виртуальном вертолете под высоченными арками и шмалял из виртуального огнемета по несуществующим врагам. Он как раз пришиб последнего, имея в запасе еще немало зарядов, когда зазвонил телефон. На экране высветился родной номер.

— Лешенька, солнышко, встреть меня, пожалуйста, с остановки! попросил Анечкин голос. — Я на акции пылесос выиграла, тащу домой, прямо руки отваливаются!

— Какая акция? — заинтересовался дармоед.

— Я в магазин за батарейками зашла, а там рекламная акция, каждая покупка участвует в лотерее. Я взяла батареек на тридцать два рубля, а мне пылесос! — объяснила невеста.

На самом деле, конечно, никакая не Анечка, а Матрена Даниловна вызвала Алешку из дома, Якушка же в это время изображал помехи на линии. Крошечный телефончик они еще с утра вытащили из Анечкиной сумки.

Умом понимая, что время от времени в семейной жизни следует совершать подвиги, Алешка вылез из-за компьютера, оделся и пошел встречать невесту. Было уже довольно темно, он спрямил дорогу и между домами направился к автобусной остановке. Тут и услышал тихое «стоять!»

Одновременно между лопаток он ощутил жесткий тычок.

Насмотревшись фильмов, Алешка развернулся, чтобы с разворота выбить рукой оружие у нападающего. И таки выбил — длинную тонкую палку. А пистолет, нацеленный прямо в грудь, как был у незнакомого парня в правой руке, так и остался. И не простой, а с глушителем, от чего сделалось вдвое страшнее.

— Пошли, — спокойным, даже чуть усталым голосом велел парень. — Шаг влево, шаг вправо — стреляю. Заорешь — тем более.

— Да ты чего? Ты меня с кем-то спутал!

— Не ори. Ни с кем я тебя не спутал. Пошел, живо. Снимаю с предохранителя…

Скрежетнуло так громко, что человек, знакомый с оружием не по кино, пожалуй, и удивился бы: что же это за предохранитель такой несмазанный? Но Алешке было не до удивления.

Незнакомый парень, приказав держать руки на затылке, завел его в соседний лесок. Дом, куда при Халявиной помощи внедрился Алешка, был из всех новостроек крайним, так что шагать пришлось недалеко, опять же территорию городские власти еще толком не привели в порядок, и довольно близко от дома начинался дикий кустарник.

Доставив Алешку к нужному месту, парень показал на продолговатый сверток, похожий на срулоненный ковер.

— Бери на плечо, пошли.

— Что это?

— Не твое дело.

— Труп?!?

— Бери и пошли.

Алешка попытался взвалить сверток на плечо, стоя на корточках, и шлепнулся на задницу. Тут же получил основательный пинок.

— Не придуривайся, — сурово сказал незнакомый парень. — А то сам таким станешь.

Кое-как Алешка взвалил замотанный в тряпки труп на правое плечо.

— А теперь пошли, — распорядился парень.

Они шли долго, очень долго, и примерно через полчаса Алешка сообразил, что его с трупом на плече гоняют по кругу.

— Далеко еще? — осведомился он.

— От забора до обеда, — был стандартный ответ.

Алешка, у которого уже ноги подкашивались, встал как вкопанный.

— Послушай! — проникновенно начал он. — Я не могу больше! Я рухну сейчас!

— Пошел. Ну?

Труп, понятное дело, становился все тяжелее.

— Что? Надоело? — спросил парень за спиной.

— А то!

— Повторяй за мной.

— Что? — спросил совсем одуревший Алешка.

— Я работаю, я работаю, я работаю…

И дальше Алешка под диктовку огласил лес таким монологом:

— Я работаю, я работаю, я тружусь, я честно зарабатываю свой ужин, и завтрак, и обед, я работаю, а не ваньку валяю, я работаю и ни у кого на шее не сижу, я работаю, я работаю, мне нравится моя работа, гори, гори, моя звезда!

Это Дениска не вовремя вспомнил классику рока — неувядаемого и бессмертного Бэ-Ге.

А в это время за ванной корчилась и брыкалась Халява.

— Ой, не могу, ой, помираю! — скулила она.

— Тише, дура! — Якушка стоял наготове с кляпом и в паузах между воплями излагал Халяве все, что он о ней думал в это нелегкое время.

— Гляди ты, она вроде поменьше сделалась, — заметила Матрена Даниловна.

— Не околела бы… — проворчал Лукьян Пафнутьевич.

В углу, под трубами, барахтался тщательно им спеленутый Акимка.

— А и околеет — невелика беда.

— Ой, сил моих нет, помогите! Ой, Лешенька, брось ты эту тяжесть, брось, а то помру ведь!