Екатерина Соловьева - Ведьма

— Мастер, а ты каким видом спорта занимаешься? А загорать ты куда-то ездил?

Он восторженно на меня воззрился:

— Ну, девочка, с тобой не соскучишься. Ты просто великолепна во всех своих проявлениях!

Я кисло заулыбалась, и разговор свернул в безопасное русло.

Мы подъехали к дому, мастер заботливо помог мне выйти из машины. По привычке чмокнул в макушку, я кивнула и заторопилась уйти. Однако он слегка придержал меня за локоть и тихо шепнул:

— Луну, ты помнишь? Я хочу луну. И позови меня. Подумай, как. Не думай, что я тебя не хочу, просто ты сама должна меня позвать.

— Но… я не знаю, как, — обернулась я к нему.

Но он уже подталкивал меня к подъезду:

— Я не могу тебе сказать, Иди, у тебя есть время подумать.

— Конечно, конечно, слишком хорош, чтобы быть моим, — уговаривала я себя, поднимаясь по лестнице, ожидая лифта и открывая дверь в квартиру.

Зашла в холл, швырнула шубу и сумочку на стул, скинула ботинки. Доплелась до окна и осторожно выглянула на улицу, прячась за занавеской. Конечно, Мастер уже уехал. А чего я ожидала? Что он, как несчастный влюбленный, будет торчать под моим окном? Что он, только что отправивший меня домой, передумает? Но, он же просил меня позвать его. Смеялся? А может, все-таки я ему нравлюсь? Ах, если бы он был в меня влюблен! Но делить его с другими женщинами… А они ведь наверняка есть! Ну, уж нет! Я в стаде никогда не бегала! Пусть уж лучше он остается просто учителем, наставником и не больше. Но как же красив. Я сойду так с ума! Что за пурга у меня в башке? Я же гордая, дерзкая, циничная.

Мысли вихрем проносились в голове, пока я бесцельно мерила комнату шагами. Перед глазами стояло его лицо, и это было просто невыносимо! Можно доказывать себе все, что угодно, влюбляя в себя самых красивых мужчин, все равно никто не будет лучше его! Ну, все, хватит! Я решительно зашагала к бару, достала бутылку мартини, плеснула в бокал, сделала пару глотков и пошла к фортепиано. Давно я не играла. Когда-то в детстве мама убедила меня окончить музыкальную школу, с тех пор я садилась за инструмент очень редко, только в минуту особой тревоги или тоски. Сейчас была подходящая ситуация. Невыносимо хотелось плакать. Я осторожно тронула клавиши. Сделав еще глоток вермута, я заиграла "Маленькую ночную серенаду" Моцарта. Все — таки с музыкой всегда легче, а уж с такой…. Через некоторое время с улицы раздался протяжный собачий вой. Я даже от неожиданности бросила играть. А собачий ли вой? Да ладно, волков ведь в городе не бывает. Или бывает?

Я продолжила играть. Собака на улице так же подвывала. "Как по покойнику плачет. Просто супер под мое-то настроение! Уж, шла бы уже по своим собачим делам. " Конечно, я не ограничилась одной мартинкой и налила еще. Собака под окном замолчала, а мои пальцы вдруг сами собой заиграли "Лунную сонату". Вой усилился, но я думала только о Мастере. С какой-то отчаянной злостью вдруг подумалось: "Ну, вот тебе твоя луна. Приходи и вой, как волчара." Собака взвыла максимально громко, я заиграла форте, надеясь перекрыть музыкой ее вой у себя в ушах. Вдруг на балконе что-то загрохотало, послышался царапающий звук, как будто кошка скреблась. Я чуть со стула не свалилась от ужаса. Замерев в паре шагов от балконной двери, я уже начала плести заклинанье симпатии, как с балкона раздалось чертыханье, и недовольный голос Мастера изрек:

— На балконе надо иногда убираться! Открой мне дверь, пока у меня все части тела не отвалились!

В изумлении я распахнула балкон, да так и осталась стоять с отвисшей челюстью. В дверях стоял засыпанный снегом, обнаженный по пояс Мастер. Он невозмутимо переступил через порог, стряхнул с плеч снег и максимально быстро проследовал в спальню. Через пару секунд вернулся оттуда, завернутый в плед, и захлопнул балконную дверь, которую я, пораженная, так и не удосужилась закрыть.

— Что стоим? — задал он самый гениальный вопрос из всех, подходящих к ситуации.

Я даже не нашлась, что ответить, только проблеяла что-то невразумительное. Он заинтересованно оглядел натюрморт на моем пианино, уверенно махнул в себя мою мартинку и с умным видом уселся в кресло, выжидательно на меня глядя.

— Ну? Играй дальше! А свечей нет у тебя?

— Зачем? — я все еще не могла двинуться с места.

— Так будет романтичней.

Я закивала, как будто бы хоть что-то поняла и поплелась в соседнюю комнату за свечами.

— Тебе нужны какие-то особые свечи? — закричала я через коридор.

— Надо девять красных свечей. Найдешь?

Зачем ему красные свечи? Мы будем проводить ритуалы приворота? Вызывать сексуальное влечение? У кого? Я глупела прямо на глазах. О том, как Мастер оказался в столь экстравагантном виде на моем балконе, я вообще старалась не думать. Как говорила Скарлетт О`Хара, подумаю об этом завтра. Все его действия мне тоже казались абсолютно непонятными. Он же свалил от меня полчаса назад. А теперь он что собирается делать в моей квартире? Колдовать?

Конечно, я принесла ему свечи. Он методично расставил их по периметру комнаты, зажег, как и положено, от живого огня, то есть от спички, и снова тихо приказал мне:

— Играй.

Я вновь заиграла "Лунную сонату". На середине произведения я почувствовала его руку, скользнувшую по моей шее. Я вздрогнула, но он обжег мне ухо горячим дыханием:

— Не останавливайся.

Натянутая, как струна, я продолжала играть. Его рука двигалась по моей шее, по плечам, ласкала ключицы, ямку между ними, поднималась к затылку, ерошила волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. По телу разливалось неповторимое блаженство, во рту пересохло. Мои инстинкты требовали немедленно бросить играть и развернуться к нему. Но он, как обычно, опередил меня. Музыка внезапно оборвалась, мои руки соскользнули с клавиш, и я увидела прямо напротив своего лица его бешеные темно-зеленые, почти черные глаза.

Доли секунды он гипнотизировал меня своим сумасшедшим взглядом, потом резко запрокинул мою голову и впился в меня губами. Его поцелуй был страстен и яростен, горяч и сладок, всеобъемлющ и бесконечен. Его язык жадно изучал мой рот, узнавая и приспосабливаясь, лаская и почти насилуя. Невозможно было прерваться на вдох, немыслимо было оторваться от этого жаждущего властного рта. Я вонзила ногти ему в плечи, прижимаясь все теснее к его голой груди, стараясь слиться, раствориться, признавая его безграничную власть надо мной. Не помню, как, но мы очутились на полу, вот тогда-то плед очень даже пригодился. В тот момент мы не представляли себе, как можно оторваться друг от друга. Поход в другую комнату на постель приравнялся бы к подвигу. Лично я не хотела выпускать его ни на минуту. И, обламывая ногти и скуля от нетерпения, стаскивала с него слишком тесные джинсы. Неповторимым движением сдернув с меня одежду и издав то ли стон, то ли рычание, Мастер перевернул меня, снова заключая в объятия.