Анатолий Агарков - Семь дней Создателя

— С этим баулом и в сауну к девчатам? Хи-хи…. Ну, и работёнка у тебя, моряк.

— К делу, — сказал Патрон.

— Генерала мы прессанём, — заскрипел фантомас в тёмных очках, — и коммуниста укоротим.

— Ваши условия, — голос шефа непривычно вибрировал.

Яйцеголовый открыл кейс на коленях, протянул президенту зачехлённые в файл листы.

— Это список подлежащих амнистии.

— Ясно. После инаугурации, — Патрон принял его. — Что ещё?

Лысый передал файл потолще, а его товарищ прокомментировал:

— Здесь изложены правила, согласно которым хотелось бы строить наши отношения в дальнейшем.

— Ознакомимся. Всё? — шефу не терпелось закончить тягостное рандеву.

— Об ответственности сторон излишне напоминать? — проскрипел таинственный водитель.

— Я — человек слова, — заверил Патрон.

— И мы в понятиях, — поддакнул вертлявый.

Визит в чёрный "Мерседес" шеф не комментировал, и вообще прекратил ночные посиделки. Мы колесили по стране, выполняя план агитационных мероприятий, а врачей вокруг Патрона стало больше охранников. Накаченный анаболиками он выступал перед народом с яростной одержимостью человека, стоящего у последней черты. Тут и Генерал, наконец, определился — занял активную пропрезидентскую позицию. А соперник наоборот, сдал — сократил число публичных выступлений, подрастерял прежний пафос. Будто по инерции он ещё вёл избирательную борьбу, но с таким откровенным испугом на лице, что дивились сторонники и противники.

— Билли?

— Что неясного? Пугнули сердешного новые друзья старого президента.

— Так это мафия!

— А ты думал, артисты цирка?

— Нет, конечно, я догадывался, но подумать, что Патрон так низко ляжет…. Не пойду к нему в правды-матки резотели. Отбарабаню срок и на море.

— Можно и сейчас.

— Нет, Билли, хочется знать, чем эти выборы закончатся.

— Гораздо интереснее, что будет после них.

— И что?

— Преступность выйдет из подполья, и устремиться во власть, к собственности, в бизнес.

— Ты говоришь, как о конце света. А может, это российский вариант пути к прогрессу — не всем же гонять индейцев по прериям. И знаешь, Билли, мне он кажется чертовски интересным. Я хочу поучаствовать.

— МВД, ФСБ, Генпрокуратура?

— О чём ты? Хочу к парням, что живут по понятиям. Мне кажется, они сумеют сделать то, что не под силу Патрону — вздыбить Россию, как некогда Пётр.

— Они называют это Движением.

— Вот видишь, у них наверняка Устав есть и цели — перспективные ребята.

— Хочешь стать авторитетом?

— А почему нет?

— Готов грызть нары?

— Если потребуется.

— Быть по сему.

— Постой, не силен в физике процесса и геометрии перемещений, но интересуюсь — можно ли попасть на заданную спираль в расчётное время?

— Терзаешься?

— А ты как думаешь?

— Ну, раз хочешь — будет дана возможность поработать над ошибками. Исправишь?

— Постараюсь.

Знакомы комната, интерьер. Когда-то я здесь уже был.

Шаги…. Мирабель вышла из кухни с блестящим пистолетом, уставившимся в мой лоб чёрным зрачком ствола.

— Извини, — сказала, присаживаясь на тахту, — мне так удобнее. Так о чём хотел со мной поговорить?

Я проглотил растерянность, как комок в горле. Ну, раз человеку так удобнее….

— Ты хочешь убить меня, Мирабель?

— Пока не знаю — посмотрим на твоё поведение.

— Ты хочешь убить, чтобы в газетах написали: "Судья Забелина обезвредила опасного преступника"?

— Считаешь, мне нужна такая слава?

— Я унесу в могилу твою тайну.

— А ведь верно.

Ствол пистолета, глаз Мирабель и мой лоб сошлись на одной линии.

— Ты неплохо держишься — не валишься в ноги вымаливать жизнь.

— Разве не видишь — я не преступник, а влюблённый дуралей, наивно понадеявшийся разбудить в тебе ответные чувства. Ради всего святого убери пистолет. Что мне сделать, чтобы ты поверила?

— Жить хочешь? Поползай на коленях: я всё равно тебя пристрелю, но минутой раньше, минутой позже — есть ведь разница.

Смотрел в глаза напротив, полные стального блеска и решимости, даже злорадства (над чем?) и засомневался: напрасны мои разглагольствования — она исполнит задуманное. Ну, а Билли хорош — не мог переместить чуточком раньше, и этот пистолет был бы теперь в моих руках?

Зрачок никелированного самопала настырно сверлил мой лоб.

— Почему не стреляешь?

— Передумала, — Мирабель подняла трубку и ткнула два раза пальчиком в клавиатуру телефона. — Дежурный….

Через полчаса на моих запястьях защёлкнулись наручники. Уводимый нарядом, обернулся к Мирабель:

— Ты молодец. Я обожаю тебя.

— Маньяк, — пожаловалась М. А. Забелина капитану милиции, целовавшему ей руку.

— Разберёмся, — сказал тот и натянул фуражку.

Остаток ночи провёл в обезьяннике. На следующий день перевели в СИЗО. А ещё через день вызвали на допрос и предъявили обвинение.

— За что паримся? — любопытствовали сокамерники, выслушав, констатировали, — лет на пяток строгача — какой адвокат.

Я зароптал:

— Билли, мы так не договаривались.

— Успокойся, пролетят, как один миг.

— Я сбегу.

— С тебя станется.

Твёрдо решил сбежать и на допросах не юлил, не запирался, во всём признавался и всё подписывал, что предлагали. Расчувствовавшийся следак панибратски хлопнул по плечу:

— Ну, молодчага, что сказать. Скоренько на суд, в тюрьму и с чистым сердцем на свободу.

Один из сокамерников, худой и прыщавый:

— Студент, ты случаем не педик? А то б повеселились.

Другой, знаток тюремного быта:

— Руки не отсохли? Иди вон на парашу — веселись.

И мне:

— Тяжко будет тебе на зоне: молод, лицом пригож — вот такие гомики задолбают.

Я, лёжа и беспечно:

— Отобьюсь.

— Это вряд ли, — бывалый пересел поближе. — Лучше вспомни, с ворами нигде не пересекался? Может, кого из авторитетов знаешь?

— Откуда? А впрочем, — я вспомнил. — С одним всю ночь костерок на Волге жгли, и трёп вели по душам. Кудияром назвался — погоняло, сказал, лагерное.

— Кудияр, Кудияр, — собеседник с любопытством всматривался в мои глаза. — Не травишь? За туфту языка можно лишиться.

— Не авторитет?

— Авторитет, авторитет. И авторитетам авторитет. Как выглядел, помнишь?

— Здоровый такой, мордастый, бородатый.

— Может, наколки?

— Видел одну, на запястье — в виде солнца или звезды с лучами.

— Солнце, солнце, — собеседник выдохнул облегчённо и хлопнул меня по колену. — Он-то тебя запомнил?

— Чёрт его знает. Просил остаться.

— После суда, как на этап пойдёшь, пошлю вперёд маляву — должна подействовать.

— Спасибо Кирилл Владимирович.

— Откуда знаешь?

— Следак сказал.

— Забудь. Кашап я, так и запомни — Кашап.

Следователь на последний допрос кока-колу принёс: