Сборник - Городская фэнтези – 2008

‑ Вы ошибаетесь, ‑ высокомерно ответил Гертье. ‑ Я проживаю один; никаких гостей в квартире нет.

‑ Полноте, кавалер, ‑ Гереон стал чуть фамильярней, ‑ не отрицайте очевидного. Вы не хотите компрометировать девушку? Поверьте, ваше доброе отношение к ней совершенно излишне. Она не та, чью честь и репутацию вам следует оберегать.

‑ Позвольте мне самому решать, кого оберегать, а кого ‑ нет. Вас не касается, находится или не находится кто‑то в моем доме, а ваше утверждение о молодой особе по меньшей мере бестактно. На первый раз прощаю, но ‑ не испытывайте мое терпение, оно не бесконечно.

‑ Я уверен, что она вам назвалась, ‑ продолжал Гереон как ни в чем не бывало, ‑ и не смолчала об отношениях, которые связывают ее с семейством Лейцев. Она гордится тем, что натворила. Вы поступили разумно, обезоружив ее. То, что она хочет сделать с собой, должны совершить мы… или вы сами. Только тогда проклятие утратит силу. Решайтесь, кавалер. На карту поставлена судьба ваших детей.

‑ Ничто не заставит меня изменить своему слову, ‑ помедлив, твердо промолвил Гертье.

Он сделал движение, чтобы вернуться в квартиру, но тут Гереон достал вексель и доверенность. Подъезд был освещен почти никак, но глаза Гертье различали все до мелочей ‑ и он увидел, какие именно бумаги предъявляет ему жемчужно‑серый господин.

‑ Простите, кавалер, но если вы ‑ вы один ‑ сейчас не покинете квартиру, эти улики окажутся в руках полиции. И вы отправитесь в тюрьму за подлог. Но прежде мы вызовем полицейских и будем понятыми при обыске. Надеюсь, вам известно, что по обвинениям в убийстве, государственной измене, изготовлении фальшивых денег и безнравственности полиция имеет право вторгаться в жилище без судебной санкции. Вашу гостью выведут из квартиры как шлюху, и ей придется объяснять судье, как и почему она ночевала у мужчины. Вам известно слово «позор»?

‑ А вам ‑ слово «честь»? ‑ Удар не пошатнул Гертье. ‑ напротив, прибавил ему стойкости, поскольку дело дошло до крайностей. ‑ Вы шантажируете меня, как мелкий подонок.

‑ Сударь!!! ‑ Гереон умел и рычать, но Гертье устоял, даже не шелохнувшись:

‑ Ваш следующий шаг будет попыткой войти без разрешения. Думаете, я не смогу вас остановить?

Гереон быстро укротил порыв гнева, вернувшись в позу серебряной статуи.

‑ Я против дуэлей между родственниками, ‑ произнес он ровным тоном. ‑ А то бы вы недолго прожили.

‑ Как знать; я метко стреляю. Родственные чувства не помешают мне принять ваш вызов. Можете присылать картель, в делах чести я всегда к вашим услугам. Будьте уверены ‑ я научу вас биться на равных.

‑ Чему вы можете научить нас? ‑ Гереон свел брови, уставив на Гертье немигающий взор. ‑ Вы настолько молоды, сударь, что вам чужда забота о своем роде и потомстве.

‑ А вы, монсьер, настолько стары, что ваша кровь остыла. Чтобы выжить, вы снисходите до браков с нами, молодыми и горячими, иначе угаснете, как догоревшие свечи.

Осанка Гереона не изменилась, но на лице под внешним лоском проявилось нечто устрашающее, словно с величавого господина спала маска, обнажив доселе скрытый лик древности, ‑ и горькая, бездонная печаль звучала в его стихшем голосе:

‑ Вы даже отчета себе не отдаете в том, сколь жестоки ваши слова, кавалер Гертье. Поступайте как знаете, а мы продолжим добиваться своего.

‑ Я тоже, ‑ войдя в квартиру, Гертье хлопнул дверью.

‑ Наша кровь, ‑ отметил Кефас не без гордости.

‑ Он готов умереть за то, что сказал сгоряча, ‑ вздохнул Гереон. ‑ Что ж, друг мой, примемся за дело! Утро близится, а наши усилия пока безуспешны.

‑ К чему ваше самопожертвование? ‑ укоризненно спросила Рагна. ‑ Поймите, кавалер, ‑ я все равно не изменю проклятие.

‑ Незачем повторять, я это уже слышал, ‑ Гертье ходил по промерзающей комнате, то хлопая себя по плечам, то энергично потирая руки. Пальцы почти потеряли чувствительность, да и нос едва ощущался, если его тронуть. Самое подходящее ‑ присесть у печки, приблизив лицо и ладони к огню, но при сидении на корточках начинали коченеть ноги и туловище. Тряхнув чернильницу, Гертье вполголоса выругался ‑ и чернила замерзли! Керосиновая лампа горела кое‑как, крохотным изнемогающим огоньком. Достав неоконченное письмо к Атталине, Гертье поставил чернильницу на спиртовку ‑ может, содержимое оттает.

‑ Зачем вы так делаете? ‑ не унималась Рагна. Гертье догадался, что она продолжает вести беседу, чтобы он отвечал. Когда воцарится гробовое молчание, родственники войдут.

‑ Вы можете меня не отвлекать? Я пишу невесте. На всякий случай хочу вас попросить о небольшой услуге ‑ отправьте письмо, если я не смогу. Обещаете?

Сняв перчатки, Гертье долго дышал на пальцы и пробовал согреть их во рту.

Начатое третьего дня послание к Атталине никуда не годилось. Оно выглядело лживым, насквозь неискренним. Порвав его и бросив в печку, Гертье принялся за новое:

Дорогая моя Атталина!

Извините за скверный почерк, но иначе при таком холоде писать невозможно. Лишь сегодня я узнал причину Вашей нелюбви ко мне ‑ всему виной проклятие, наложенное дочерью Брандесьеров. Милая, я всецело понимаю Ваше нежелание выходить замуж. Поэтому я приму как должное Ваш отказ, ибо речь идет о Вашей жизни или смерти. Если мне суждено сегодня остаться в живых, я употреблю все свои силы на то, чтобы избавить Вас от проклятия. Знайте, что я не отказываюсь от нашей свадьбы и готов отложить ее на любой срок, необходимый для Вашего спасения…

Закончив, он растопил на спиртовке палочку сургуча, запечатал письмо и приложил к сургучной кляксе перстень с гербом первого сына‑наследника Валлероденов. Пятизубцовая фигура на нем означала, что еще жив дед Марей. Оказалось, что среди вещиц, вытряхнутых в угол из ящичков пущенного на дрова бюро, нет почтовых марок. Тогда Гертье поставил еще одно сургучное пятно и прилепил к нему два десятицентовика.

‑ Здесь ‑ плата за пересылку, ‑ показал он письмо Рагне.

‑ У вас пальцы посинели, ‑ тихо сказала она.

‑ Пустяки, ‑ Гертье поводил ладонью над пламенем спиртовки, как бы пробуя себя на роль Муция Сцеволы, но не почувствовал огня. «Плохо дело», ‑ со снежным шорохом пришла тревожная мысль.

‑ Идите ко мне, ‑ решившись, Рагна приподняла тюфяк, служивший ей одеялом, и край медвежьего плаща. ‑ Слышите? забирайтесь в постель!

‑ Простите, Рагнхильд, но я с вами не лягу.

‑ Боже, что вы себе вообразили?!. Я вас ненавижу, да ‑ но не хочу, чтобы вы умерли. Сами же сказали ‑ не время для приличий. Перестаньте делать вид, что мы с вами расшаркиваемся в салоне. Полезайте сюда… я прощу вас! пожалуйста, Гертье! не заставляйте меня унижаться! Я сама себе противна за то, что говорю, ‑ а тут еще вы со своей гордостью!..