Вера Камша - Яд Минувшего. Часть 1

— Оглохла? — не отставал желторотый венценосец. — Или злишься?

— Злюсь. — Матильда отодвинула незадачливый стакан. — Без настойки обойдусь, но имбирь твой лакать не стану. Пусть кэналлийское несут.

— Только поешь сперва. — Заботливый внучек огляделся и рявкнул: — Ее Высочество желает сома!

Значит, сом? Тогда где его усы? У сома должны быть усы, у козла — борода, а у ызарга — хвост!

— Не хотим сома, — закапризничала принцесса. — Желаем молочных ызаргов. В красном вине!

Рожи слуг вытянулись и позеленели, огурцы с глазами, да и только. Альдо прыснул со смеху, но тотчас же нахмурился.

— Ее Высочество шутит. Сома!

— С хризантемой, — не могла уняться Матильда. — Я ее кому-нибудь брошу. С галереи.

— С хризантемой, — распорядился внук, глаза его поблескивали, как в Агарисе, когда они, дурачась и хохоча, проедали очередную побрякушку.

— Эх, — пригорюнилась принцесса, — где-то сейчас мой Хогберд?

— Ему только хризантемы не хватает, и хоть сейчас вместо кабана на блюдо, — подмигнул Альдо — видно, тоже вспомнил агарисские деньки. — Ты окажешь мне честь? Покажем подданным, как танцуют анаксы!

В этом платье и с бочкой тинты в брюхе? Как танцуют каракатицы, она показать может, но для этого нужен другой кавалер.

— Я пара не тебе, а какой-нибудь медузе. — Матильда под укоризненным взором внука осушила бокал. — Только Сузу-Музу ты выгнал, а Придд со мной плясать не станет.

— Скоро вернется Окделл, — предложил внук, — он тебя устроит?

— Зачем кабану каракатица? — удивилась принцесса. — И вообще хочешь танцевать — пусти сюда дам.

— Нельзя, — вздохнул внук. — На гальтарских пирах присутствовала только хозяйка Дома. Или двух Домов, если один Дом чествовал другой.

— Ты же корону напялил, — напомнила Матильда, — так отмени эту дурь. Хотя чего отменять? Про нее никто не помнит.

— Я заставлю вспомнить, — обрадовал Альдо. — В моей анаксии все будет как в Гальтаре.

— Если не станешь пускать на пиры женщин, — зевнула Ее Высочество, — в твоей анаксии будет как в Гайифе. И очень скоро.

— Ты не понимаешь, — пустил в ход фамильный довод Его Величество и поднялся, — и никогда не поймешь. Это дело Раканов.

— Куда мне, — буркнула Матильда удаляющемуся коронованному заду.

Кровь Раканов была сильна. Что дед, что внук, масть разная, а навоз одинаковый. Тявкнут «тебе не понять» и гордо удерут, а чего тут понимать? Ее Высочество придвинула отвергнутый было стакан. И чего она взъелась на эту настойку? Хорошая настойка, очень хорошая!

Дикон подавил зевок и перевернул страницу. Живший при Лорио Первом монах Иреней старательно записывал все, что видел, и как же это было скучно! Ричард пробежал одним глазом рассказ о въезде в тогда еще Кабитэлу варитского посольства. Если б не проклятый Павсаний, живший на пятьсот лет раньше, сюзерен был бы в восторге, но кабитэлская эпоха в сравнении с гальтарской — что гранаты в сравнении с ройями.

В Золотой Империи не было места древним Силам. Эрнани Святой, которого следовало бы называть Эрнани-Отступником, сделал все, чтоб забыть истинных богов. Страшно подумать, сколько всего уничтожено, раскрадено, пропало по недомыслию… Сюзерен вынужден собирать древние знания по каплям, по осколкам, по теням, а судьба словно в насмешку отбирает то немногое, что дошло из глубин веков. Меч Раканов, карас, старые книги, где они сейчас?

Дик захлопнул Иренея с его императорами и эсперадорами — пора было собираться. Клирики убрались с улиц на закате, но для надежности Ричард решил выехать после полуночи. Цивильного коменданта пропустят в любое время, а курьеру, даже если это курьер кардинала, придется подождать до утра. Смешно, но Левий со своими шпионами невольно помог, дав всем время на размышление. Днем они бы с Удо наверняка друг друга не поняли, а теперь можно попробовать.

Борн должен оценить благородство Альдо, а если ему напомнить о Рихарде и пообещать отыскать тех, кто покушался на Робера, он одумается. Главное, чтобы Удо именем брата пообещал молчать об исповеди. Такую клятву Борн никогда не нарушит.

Разговор следовало оставить в тайне, и звонить слугам Дикон не стал. Юноша одернул камзол и вышел на лестницу. Золотистый шелк таинственно мерцал, горящие свечи превращали заоконную тьму в вороненую сталь, и Ричард невольно залюбовался горячими отблесками. Этот дом и эта лестница больше не были чужими, они не пугали, не насмешничали, а улыбались усталому хозяину ласково и ободряюще.

— Монсеньор недоволен? — Вынырнувший из теней Джереми попытался проследить взгляд Дика. — Что-то не так?

Ричард усмехнулся:

— Все так, капрал Бич, через два часа выезжаем. Предупреди Крица и распорядись подать солдатам горячего вина.

— Да, монсеньор.

— Ноксу и Крицу на выбор. Через час я к ним присоединюсь. Мне подашь «Вдовью слезу». Двадцатилетнюю.

— Будет сделано. — Джереми слегка замялся. — Монсеньор идет к господину Борну?

— Иду. — Тревога капрала умиляла и смешила. — Я в своем доме, и я при шпаге. Занимайся своим делом, а я займусь своим.

Одна из свечей замерцала, пламя блеснуло тусклой зеленью и выровнялось, внизу раздались голоса. Ричард сосчитал до шестнадцати и быстро прошел по отделанной черным деревом галерее к бывшему кабинету Рокэ. Дверь тоже была черной со странными завитками… Зачем он стучит, ведь ключ у него? Это Удо заперт в комнате с кабаньими головами, а Ворона здесь нет и не будет.

Суза-Муза на стук не ответил, то ли спал, то ли притворялся. Громко щелкнул замок, резные вихри ушли в темноту, лисьей рыжиной блеснул догорающий камин, — совсем как тогда…

«Память — отвратительная вещь, — насмешливо произнес ленивый голос. — Мы помним то, что хотим забыть…»

— Эр Рокэ! — Дик крикнул раньше, чем успел подумать.

«Не стоит показывать другим, что у тебя на сердце» , — посоветовало прошлое и погасло вместе с огарком на пустом — ни единой бумаги — столе.

Ричард обернулся к дивану и понял, что понятия не имеет, как окликнуть спящего. Раньше было просто, раньше Удо Борн назывался графом Гонтом, братом Рихарда, соратником, другом, а кто он теперь?

Красными глазами мерцали уголья, за окном холодный торский ветер раскачивал ветви, перекрученные тени метались по кабинету черной сетью, захватывая то кабанью голову, то ардорскую бронзу. Пляска тьмы и света завораживала, тянула в закатные глубины, туда, где ждала неизвестно чего увенчанная мертвым солнцем башня.

— Удо, — позвал Ричард, разрывая призрачную сеть, — вставай!

Спящий раскинул руки и улыбнулся. А говорят, нечистая совесть мешает спать, хотя вряд ли Удо спит. Щелкнувший замок, стук двери, дурацкий крик не разбудили бы только глухого, но Сузе-Музе нравится шутить, сейчас он откроет глаза и спросит про «эра Рокэ». И пусть спрашивает. Ричард Окделл верен государю и Талигойе, и он не поднимал руку на друга.