Алена Даркина - Убывающая луна: распутье судьбы

— Ваше высочество, не желаете ли потанцевать со мной?

Некоторые придворные еще помнили, что никто во дворце не танцевал лучше принцессы Мирелы и короля Манчелу. Принцесса присела в реверансе, король взял ее ладонь, и они возглавили длинную процессию придворных. Несмотря на возраст, Еглон был лишь немного ниже сестры, — все ожидали, что когда-нибудь он станет таким же высоким, как отец. Смотрелись брат с сестрой очень красиво.

— Ваше величество, — попросила Мирела, когда танец столкнул их лицом к лицу. — Я вас умоляю, помилуйте графиню Бернт. Она пожилая женщина, эта казнь не сделает вам чести.

Еглон не ответил — танец диктовал свои правила, и он ушел в другой конец залы. Когда же Мирела снова встретилась с ним, произнес.

— Я помилую ваших друзей. Но не знаю, кого именно. Думаю, вы понимаете, возлюбленная сестра, что если бы я что-то решал в Кашшафе, то и суда бы над вами не было.

Ночью Мирела много молилась и почти не спала, поэтому утром принцесса стала еще бледнее. За нею пришел офицер королевской гвардии, спросив, будет ли она присутствовать на казни преступников. Но ответ был ясен без слов: Мирела ожидала в черном платье с вышитым элием на груди. Если бы солнце не светило так щедро в этот день, принцессу могли бы принять за привидение. Девушка величественно проследовала в карету.

Для короля и регентского совета приготовили особые места. Туда же проводили и Мирелу, но как обычно, их с Еглоном разделяло почти десять человек.

Принцесса терялась в догадках: какое чудовище превратило казнь в очередное представление? Судя по количеству приготовленных пыточных инструментов, кому-то сегодня предстояла квалифицированная казнь.

Обвиняемых по очереди выводили на площадь. Они становились на колени перед королем, Еглону подавали указ, он передавал бумагу герольду, который громко его зачитывал. Сначала следовало перечисление заслуг короля, потом преступлений приговоренного к смерти, и лишь в заключение, герольд возвращал бумагу королю, что бы тот произнес всего одно слово:

— Помилован!

Некоторые дворяне, долго просидевшие в тюрьме, теряли сознание от такого известия. Таких уносили, чтобы привести следующего.

Мужчин одели в брюки и нижнюю рубашку. У некоторых на груди виднелся элий. Когда помилование прозвучало для четырех человек, Мирела успокоилась. Пыточные инструменты находятся здесь для устрашения, чтобы освобожденные запомнили, как велика милость короля. Седьмым на колени встал граф Юлдаш — он недолго был опекуном детей графини Бернт, после смерти ее мужа. Длинные волосы поседели на висках. Когда он склонил голову, чтобы услышать приговор, они закрыли его лицо.

— Приговаривается к квалифицированной казни!

Слова прозвучали так внезапно, что Мирела чуть не потеряла сознание. Кто-то подал ей нюхательную соль, над площадью пронесся рев черни — они радовались, что не напрасно пришли сегодня и кого-то из "кровопийц" все же убьют. Звук трубы восстановил тишину.

— Последнее слово! — провозгласил герольд.

— Всего чего я хотел, — голос графа звучал хрипло, будто ему сдавили горло, — это служить Эль-Элиону и моему королю.

Тазраш подал знак, графа подхватили, будто ему отказали ноги, и потащили к палачу — высокому человеку в черной одежде и черным колпаком, оставляющим открытыми только глаза. Когда он накинул на шею Юлдашу петлю, тот встал на ноги самостоятельно. Ударили барабаны, и в полу открылся люк, граф дергался в петле, хрипел, и казалось, еще немного — он затихнет совсем, но палач, ловко подхватил тело и перерезал веревку. Юлдаша уложили на дыбу, сняли петлю и окатили водой. Палач ожидал, потом вставил руки и ноги осужденного в специальные зажимы. Обездвижив пленника, он взял чашу, и придерживая графа за лоб, влил ему в рот жидкость, а после быстро заткнул ему нос, заставляя глотнуть. Тут же отошел в сторону, чтобы желающие могли увидеть, как в страшных судорогах дергается на дыбе мужчина, крики быстро перешли в хрипы — кислота сожгла внутренности.

Мирела зарыдала и отвернулась, даже толпа притихла, а палач встал справа. Юлдаша снова окатили водой, чтобы убедиться, что он еще жив. Затем палач стал вращать ручку. Зажим правой руки плотно обхватил кисть, а граф снова корчился и хрипел. Ручка вращалась. Кисть на выдержала, оторвалась. Хлынула кровь, скрывая от людей кость.

Мирела ничего не видела, ее трясло. Она сидела, закрыв лицо руками, и слышала, как кого-то из лордов тошнило. С еле слышным треском Юлдашу оторвали руку по локоть. Толпа уже не ревела восторженно, раздавались только слабые вздохи. Зажим переместили еще выше, чтобы оторвать руку полностью, когда истерический крик пронесся над площадью.

— Прекрати! — и дальше срывающимся голосом. — Я… помилую… заменю… Отрубите голову!

Только теперь принцесса сообразила, что говорил брат. Мальчик не выдержал этого зрелища. Неужели лорды не понимали, что делают?

Тихий свист в воздухе, и на помосте все смолкло. Затем прогремели трубы — казнь свершилась. Мирела еще сотрясалась от рыданий, и не могла смотреть, как останки графа убирают с помоста, вытирают кровь. К королю подошел врач. Оказывается, тошнило тоже Еглона. Краем уха Мирела слышала, что предлагают другие казни перенести, но брат настоял:

— Сегодня!

На площадь вывели следующего преступника. Как в тумане принцесса слушала: "Помилован!" Но когда она понадеялась, что казней больше не будет, вновь прозвучало:

— Приговаривается к квалифицированной казни! — а потом почти вопль. — Заменяю отсечением головы!

Мирела наклонилась к коленям.

— Ваше высочество, вам плохо? — участливо склонился граф Фирхан. — Может быть, врача?

— Нет! — девушка выпрямилась, прикрыла веки, и дальше только слушала.

Вновь загремели трубы. Еще одного графа казнили за выдуманное преступление. И опять: помилован, помилован, помилован. Принцесса по-прежнему не открывала глаз: боялась, что если откроет — упадет в обморок, а ей надо дождаться леди Бернт. Когда ее помилуют, она подойдет к пожилой женщине и поблагодарит, за то, что она воспитывала ее, за прекрасного сына, который чуть не погиб, спасая ее. Она вообще заберет леди Бернт к себе домой, потому что вряд ли та захочет жить в одном замке с младшим сыном, предавшим семью. Она с графиней Бернт будет вышивать элии на одежде, читать вслух книги, писать письма Рекему. Им будет хорошо вместе, им всегда было хорошо вместе, а сейчас, когда самое страшное позади, они особенно сблизятся. Не будет чудовища-Даута, принцесса будет получать доход от своих владений, они ни в чем не будут себе отказывать: будут посещать церковь, дарить милостыню, украсят склеп, где покоится королева Езета…

Происходила что-то необычное, и Мирела открыла глаза. Перед королем в торжественном платье темно-зеленого бархата стояла на коленях графиня Бернт. Седые волосы забраны в кулю на затылке, несколько прядей выбиваются, делая женщину одновременно некрасивой и трогательной: будто она проснулась и не успела привести себя в порядок, когда ее повели к королю. Она почти не изменилась, с тех пор как принцесса видела ее в последний раз: холеное, спокойное лицо, морщинки ее нисколько не портят. Карие глаза — Рекем глазами пошел в нее — сияли, как необычного цвета бриллианты.