Дмитрий Стародубцев - Шерас. Летопись Аффондатора. Книга первая. 103-106 годы

Внезапно внизу послышался громкий разговор. Жуфисма в чем-то убеждала настойчивого мужчину, голос которого показался ей чем-то знакомым. Потом всё стихло, и Андэль вернулась к поэтической строчке, на середине которой застыл ее палец. Но вот дверь приоткрылась, и заглянула Каруду. Она была несколько смущена и взволнована, щеки ее горели.

– Что случилось? – спросила затворница с книгой в руках.

– Странное дело, – ответила Каруду, – Жуфисма просит тебя принять в виде исключения десятника Белой либеры… Удивительно, может быть, она что-то разузнала о Туртюфе?.. Десятник-то молодой и из себя не урод, – продолжала она. – К тому же весь в наградах. Наверное, и кошель полон… Ты, Андэль, лучше откажись: ты не обязана принимать посетителей. К тому же, если Туртюф узнает, всем несдобровать. А так, глядишь, он мне достанется. Я уж постараюсь. То-то я проверю, какой из него телохранитель Инфекта! – засмеялась девушка. – Так что ответить Жуфисме?

Андэль закрыла книгу.

– Передай Жуфисме, что я в полном ее распоряжении и готова без промедления исполнять любые ее приказы, а также любые приказы тех людей, на которых она укажет.

Каруду кивнула головой, нисколько не удивившись такому ответу, и немедленно удалилась. Андэль же расстегнула фибулу своей красной плавы из легкого приятного на ощупь полотна, которую обычно носила между свиданиями с Туртюфом, скинула ее, и нарядилась в тонкие изящные одежды. Она умастила себя благовониями, надела украшения, не забыв подарок Туртюфа – золотое ожерелье с тяжелой подвеской в виде Хомеи, и поднялась на хирону. Там ее уже дожидался блистательный белоплащный воин в золотых доспехах, в наградах, при мече Славы и боевом кинжале, с хвостиками десятника на правом плече. Он был высок и худ, густые волосы цвета пшеничного зерна, только темнее, аккуратно обрезанные по последней грономфской моде, обрамляли его загорелое мужественное лицо.

ДозирЭ разглядывал цветущий куст церганолии, когда услышал позади себя легкий шелест ткани и обернулся. Перед собой он увидел очень красивую девушку, едва ли знакомую, в облегающей парчевой плаве, ухоженную, утонченную, в изумительных драгоценностях, с умным внимательным взглядом. Приблизившись, молодой человек узнал знакомые черты и воскликнул, протянув руки: «Андэль!»

Люцея удивленно посмотрела на него. Едва ли они когда-нибудь встречались. Андэль не помнила, чтобы ей приходилось принимать десятника Белой либеры. К чему же этот странный возглас, будто они старые друзья?

Молодой мужчина выглядел настоящим героем с горделивой осанкой и уверенным задиристым взглядом. Давние воспоминания вдруг кольнули ее сердце. Эта крепкая фигура, эти глаза и этот некрасивый шрам над губой…

– ДозирЭ!

И Андэль бросилась в объятия воина, не пытаясь сдержать слез.

О, как сладки воспоминания глупой юности! О, как нежны, как близки сердцу образы прошлого! Какою грустью и истомой наполняется душа! Удолия, отец – старый Чапло, цветущие сады, угловатый неопытный юноша-новобранец, охваченный дикой страстью. О Гномы!

Люцея и белоплащный воин, обнаженные, возлежали на мягких подушках, разбросанных по широкому ковру, в одном из самых укромных мест хироны. После ненасытных ласк и неистовых штурмов молодого человека, оба были необычайно утомлены. Буроволосая служанка в одной набедренной повязке с большой отвислой грудью и огромным коричневым ореолом вокруг сосков, прошмыгнула сюда, словно тень, аккуратно собрала разбросанные одежды и доспехи и сложила надлежащим образом на широкой резной скамье. Ненадолго удалившись, она вернулась с вином в запотевшем сосуде, плодами и сладостями на серебряном подносе. Сквозь пышную листву кустов проникли яркие лучи, и девушка установила широкий навес, чтобы избавить влюбленных от жаркого полуденного солнца.

– Следует ли приготовить купальни? – спросила она у десятника.

– Ничего не надо, уходи, – прогнал служанку ДозирЭ.

Андэль пришла в себя и приподнялась на локте. Она с удивлением, нежно касаясь, ощупала множество едва заживших пылающих шрамов на груди, плечах и руках молодого человека. Потом ее взгляд заискрился.

– Говорили мне подруги-люцеи, что самое тяжелое – это принимать воина, только что вернувшегося из партикул. Теперь я в этом убедилась сама.

– Прости меня, я был не слишком терпелив. Но ты так желанна!

– Что ты, тебе не за что извиняться. Твои атаки восхитительны.

ДозирЭ выпил из кубка вина и откусил сочный сахарный персик.

– Сегодня я с трудом узнал тебя. С тех пор как мы были вместе, тогда, на озере, ты изменилась несказанно! Твоя красота пленила меня, и все эти месяцы я думал о тебе, мечтал о том, как прибуду победителем в Грономфу и мы встретимся снова. Но то, что я увидел сегодня, превзошло все мои ожидания. Ты божественна, рэмью…

– Я тоже тебя узнала не сразу, – отвечала Андэль. – Ты возмужал и окреп. Пожалуй, с мечом в руке ты добился всего, чего желал. За год из несмышленого новобранца ты превратился в прославленного цинита. А сколько наград! Теперь грономфские искусительницы не дадут тебе прохода.

И девушка нарисовала ногтем на загорелой крепкой груди мужчины загадочный витиеватый знак.

– Мне не нужны грономфские искусительницы. Я хочу быть только с тобой! Ты – единственная моя богиня, ты – Хомея лучезарная, освещающая путь мой в ночи. Будь моей навсегда!

Удивленная Андэль заглянула в глаза молодого человека. Его искренний и наивный, как у ребенка, взгляд излучал любовную муку. «Неужели он не понимает?» – подумала с досадой девушка. Она вспомнила о Жуфисме, о Туртюфе, о том кабальном онисе, который подписала чуть больше года назад ради спасения отца. И в груди тоскливо заныло. А еще она вспомнила свои счастливые грезы в маленьком саду при акелине, вспомнила, как мечтала, что в один прекрасный день появится этот милый юноша со шрамом над губой и заберет ее отсюда. И вот он пришел – красавец в белом плаще, с золотыми фалерами на груди, и что же?

– Сладки твои речи и нежен твой взгляд, – проговорила наконец Андэль, запинаясь. – Но я – люцея, рэм, люцея Инфекта. Я подписала договор и не принадлежу себе. Помимо прочего, я не могу иметь семью, пока меня не отпустят или не выкупят, а также не должна видеться с мужчинами, кроме как здесь, и только за определенную плату.

ДозирЭ только сейчас понял, что не подумал обо всем этом. О Гномы, какой же он тупоголовый!

– Сколько же долгов было у старого Чапло, которые выкупила акелина?

– Сейчас это не имеет значения… Шестьдесят инфектов.

– Ого! – не сдержался ДозирЭ. В его пухлом кошеле было всего около семи инфектов разной монетой, которые он почитал целым состоянием, – все, что получил почти за год, будучи сначала новобранцем лагеря Тертапента, потом цинитом партикулы «Неуязвимые» и, наконец, ветераном. Не считая того инфекта, который был опрометчиво отдан Жуфисме за свидание с люцеей. Десятнику Белой либеры полагалась огромное содержание, в два с половиной раза больше, чем десятнику обычного отряда: не менее двадцати пяти инфектов в год, или два с половиной берктоля. Но ДозирЭ только несколько дней назад надел белый плащ прославленного отряда и в ближайшее время не мог рассчитывать на какую-нибудь плату. – Сколько же нужно, чтобы тебя выкупить?