Лана Туулли - Алхимик в Пустыне

Так как других посетителей, помимо странного карлика, в лавке не наблюдалось, Осиновик сложил газету и занял наблюдательный пост в дверях, готовый звать полицию при первом же удобном случае.

Судьба любит пошутить. Поэтому ни в этот день, ни в следующие пятьдесят лет, с господином Осиновиком больше ничего странного не случалось.

Талерин, ресторация "Алая роза"

Пробуждение было кошмарным.

Нет, всё понятно — и похмелье, и муки совести, связанные с тем, что он, Ньюфун из клана Кордсдейл, дошел в своем стремлении к наживе до того, что, как какой-нибудь человек, обманывает посетителей ресторации собственной сестры… И похмелье… Оно было столь значительным, что заслуживало многократного упоминания.

Но больше всего проснувшийся Ньюфун страдал от женщины.

Красавица Изольда разбудила его, если выражаться по факту, а не по степени цинизма действия, поцелуем. Гном пытался отмахнуться, тем более, что ему снилось, будто он заночевал в лесу, и, как персонаж какого-нибудь слезливого романчика, стал объектом поклонения лесных обитателей. Но Изольда лишь крепче приложилась сначала к щеке почивающего в полуразрушенной кухне гнома, потом добралась до его кончика носа, потом принялась что-то такое делать с бородой…

— Ты чего? — проснулся Ньюфун и отодвинулся как можно дальше от навязчивой пробудительницы.

— Ах, Ньюфун! Доброго тебе утра! — закатив глазки, ответила Изольда. Она сидела рядом и маньячески настойчиво тянула к нему, славному гному из орбурнского клана Кордсдейл, свои жадные ручки. — Приветствую тебя и сердечно поздравляю с началом новой жизни!

Ньюфун задумался.

— Чьей жизни? — уточнил он.

— Нашей, разумеется, нашей! — прочирикала Изольда и снова сделала попытку поцеловать Ньюфуна. Попала куда-то в шлем. — Ах, дорогой, как я счастлива!

— С чего это? У тебя что, канарейка сдохла? — поинтересовался гном. Утрата канарейки, или другой маленькой птички, которую удобно носить с собой в небольшой клетке, была единственным событием, которые суровые жители гор считали оправданием странностей в поведении своего собрата (или сосестры). Обычно птички дохли, если гном путешествовал по отдаленным шахтам и вновь пробитым подземным ходам, что, как правило, сопровождалось вдыханием выделяющихся из стен и штолен странных газов, или даже взрывами, пожарами и сотрясением. Как повезет — мозгов или земли, но обычно и того, и другого. Ничего удивительного, что многие гномы начинали вести себя странно при смерти любой комнатной пичуги, даже если находились в сотне лиг от потенциальной опасности.

Изольда, разумеется, о гномьих традициях, комплексах и приметах понятия не имела, поэтому, не тратя силы на размышления, продолжила атаку. Она обняла Ньюфуна за широкие плечи, пристроила голову ему куда-то между кольчужным плечом и шлемом, и прошептала:

— Ах, дорогой, теперь нас ждет райская жизнь!

— И не такое уж страшное у меня похмелье, — осторожно, стараясь не двигаться, ответил гном, отстраняя от себя странную девушку, — И хуже бывало.

Изольда нежно улыбнулась, посмотрела Ньюфуну в лицо, легонько чмокнула его в кончик носа.

— Мои родители согласны. Я их вчера уговорила. И они подсказали мне, что твоим родителям лучше сделать сюрприз. Они любят приятные неожиданности?

— Маменька — да, — Ньюфун сделал еще одну попытку отодвинуться от девушки. Да человеков с такими странностями поведения связывать надо! А может, это у нее сезон такой? Или действительно, канарейка сдохла? Ньюфун из клана Кордсдейл был воспитанным гномом, хоть и умело скрывал этот факт грубоватой манерой поведения, а потому знал: если на вас вешается женщина, ни в коем случае не роняйте ее на пол. По крайней мере, оглядитесь, вдруг рядом с вами возведена виселица, и немедленно перевесьте даму как-нибудь понадёжнее.

Да, но почему именно эта женщина вешается именно на него, Ньюфуна? Что, человеческих мужчин ей мало?

— Маменька у нас последние пятьдесят лет занялась торговлей редкостями и странностями, поэтому очень любит, когда кто-то неожиданно двое понижает цену, или, наоборот, плохо разбираясь в искусстве, покупает втридорога… А папенька у нас суров. Ему подавай сталь, он из нее сделает механизм, потом снова — сталь, снова механизм, механизм — сталь, сталь — механизм, ну, иногда он, конечно, позволяет себе изобрести новую пушку, но не более того. А что?

— Я заранее обожаю все его изобретения, — с чарующей улыбкой ответила Изольда. Она смотрела на Ньюфуна так нежно, так ласково, что гном вдруг почувствовал себя… хмм… небритым? — И уже предвкушаю, как мы подружимся с твоей маменькой! Где мы будем жить? — перешла к деловым вопросам девушка. Осмотрела кухню, требующую срочного ремонта. — Здесь?

Выкарабкавшись из объятий Изольды, Ньюфун подумал, что догадался, зачем она вдруг заявилась в "Алую розу":

— А, ты по поводу того, что случилось у тебя в спальне…

— Да! Ты запомнил! — обрадовалась Изольда. И снова бросилась целоваться. Гном, морщась от отвращения, подставил шлем:

— Ты не думай, я все компенсирую. Кирпичи, цемент и доски я уже нашел, вечером приду, стену залатаю, всё будет, как новенькое. Это ж не фиг делать — поставить на место несколько кирпичей да починить сломанную ножку кровати…

— Можешь не спешить, я, пожалуй, поживу здесь. Комната Далии сохранилась? — Изольда вышла из кухни в обеденную залу и по-хозяйски оглядела помещение.

— Не думаю, что она разрешила тебе пользоваться ее вещами, — осторожно заметил гном.

— Ах, Ньюфун, но ведь Далия — всего лишь квартирантка Напы, а я — ее родственница. Почти. Конечно, свадьба еще не состоялась — но это пустая формальность…

Ньюфун нахмурился:

— Погоди, я не совсем понял про «родственницу». Ты что, приходишься родней мелансонским Кордсдейлам? Нет-нет, я ничего не имею против смешанных браков, — спохватился вежливый и воспитанный гном. Ну, в глубине души он был именно таким. — Всякое бывает. Правда, обидно, что это случилось с нами, Кордсдейлами, а не с какими-нибудь Шнапсштельмайерами или Штрудельгольцами… Хотя про Гогенбруттов вообще ходят слухи, что когда-то давно они водились с эльфами … бррр…

Вежливого, воспитанного, а главное — тактичного гнома перекосило от отвращения.

Изольда, блистая ослепительно-белой улыбкой, золотыми кудряшками и чем-то шелковым, розовым, что в портновской лавке имело наименование "наряд Легкомыслие", подошла к Ньюфуну, присела, чтобы их глаза оказались на одном уровне, и проворковала нежно и трепетно:

— Это прекрасно, что ты человек… в смысле, гном широких взглядов. Я обож-жаю, — страстно прошептала она, — решительных мужчин. Поцелуй же меня, и поспешим к священнику! Отец Джером из Обители Отдохновения Ночного редко спит, так что он сможет обвенчать нас уже через полчаса!..