Лана Туулли - Любовь зла

— Что это такое? — закричал Павел Петрович. И повторил, добавив в голос децибел:

— ЧТО ЭТО?!

Чаплина — Клементина-Сигизмунда Радзивилл — Смоленская, в домашних условиях предпочитающая отзываться на милое прозвище Чапа, гордо посмотрела на свое потомство, тряхнула длинной надушенной белой челкой и счастливо гавкнула. Пятеро кутят, ползающих по синему, в серебристых звездочках, матрасику плетеной корзинки, на возглас Павла Петровича не отреагировали.

— Я вас спрашиваю, что ЭТО такое? — не унимался Павел Петрович.

Камилла осторожно заглянула в корзинку. Чаплина — Сигизмунда с законной гордостью молодой матери чуть посторонилась, позволяя хозяйке посмотреть на свое драгоценное потомство. Камилла рассеянно почесала болонку по голове, но, увидев кутят, непроизвольно скривилась и сказала «Фи».

Павел Петрович схватился за голову и принялся бегать по комнате кругами. Время от времени расстроенному мужчине удавалось выдирать у себя клочки волос — и так, прямо скажем, не слишком густых, — и разбрасывать их по ковру, по креслам и прочей обстановке.

Притаившаяся в углу Наталья Андреевна проскользнула мимо зятя и подошла поближе к дочери.

— И не так уж всё плохо, — бодрым голосом возвестила тёща. — Три кобелька, две девочки. Все здоровенькие. Вон, смотри какой шустрый! — Наталья Андреевна потыкала пальцем в невинное создание, копошащееся у Чапы под животом. — Смотри, как сосет! Сердце радуется!..

— Мама! — закричал Павел Петрович. — Да как вы можете? Или вы издеваетесь? Хотя чего я спрашиваю — только ваше сердце и может радоваться такому… такому…

— Не кричи на маму! — мигом оскорбилась Камилла.

Наталья Андреевна демонстративно не поняла, что имеет ее зять в виду. Она погладила Чаплину — Сигизмунду, почесала за ушками, и воркующим альтом пообещала порцию вкусной овсянки… Мамочкам надо питаться, мамочкам надо быть добренькими, мамочкам надо быть заботливыми, вон у нас какие детки замечательные народились…

Павел Петрович застонал и принялся драть на себе волосы с удвоенной энергией.

Вопли «Что ЭТО такое? За что мне ЭТО? Почему ЭТО случилось со мной?» продолжались до тех пор, пока Камилла не принесла мужу бокал коньяка. Успокоительное подействовало — Павел Петрович рухнул в кресло, устало и обреченно, с тем выражением лица, с которым древний участник ипотеки взирал на извержение Везувия, или, допустим, пожар Рима и падение дома Ашеров, уставился на Чаплину, и последний раз повторил «Что ЭТО такое?»

Чаплина — Сигизмунда еще раз гордо осмотрела свое потомство? И чего хозяин сердится? Разве ему не нравится?

Кутятки лежали в корзине, подобные недоваренным сосискам. Толстые, преимущественно розовые, но на этом сходство и кончалось. Один был в черных неровных пятнах, длинная шерстка пробивалась преимущественно на морде, ушках–тряпочках и передних лапках, хвостик у него уже сейчас завивался колечком; у второй сын был черен с головы до пят, исключая место, где должны были располагаться брови; у третьего щенка шерсть явно обещала быть рыжей — местами, как заморозки. Следующий щенок удался белым — но уже сейчас был ростом с четверть матери или, как вариант, со всех братьев одновременно. О пятом щенке можно было сказать то, что уже было озвучено Натальей Андреевной — он сосал. Маленький и голенький, весь какой–то отвратительно розовый — таким цветом рисуют детей–монстров в ужасниках и рекламу косметики для девочек от восьми до двенадцати лет, — он забрался в густую шерсть Чапы и, единственный из своих собратьев, не тратил времени даром.

Учитывая, что Чаплина — Сигизмунда была мальтийской болонкой — ослепительно белой длинногривой коротконогой дивой, — да не простой, а призером пяти городских и одной региональной выставок, можно сказать прямо: ее потомство было кошмарным.

— Почему? — захныкал, обращаясь к небесам, Павел Петрович. — За что мне такое наказание?

Камилла присела на подлокотник кресла и сочувствующе погладила мужа по плечу. Нежно и заботливо она принялась увещевать расстроенного Павла Петровича:

— Дорогой, не волнуйся, тебе вредно… Ну, не расстраивайся ты так…

— Я утоплю их, — сказал Павел Петрович. Он выглядел так, как выглядит герой древнегреческой трагедии после объявления воли богов.

— Ах! — взвизгнула Камилла. Прижала холеную руку к груди: — Ты не можешь так поступить с нашей девочкой! Подумай, какой у Чаплины разовьется стресс! Ах, да сможет ли она когда–нибудь родить после пережитой трагедии! Мама! — воззвала нежная дочь, — Ты слышишь, что предлагает это чудовище? Оно хочет лишить Чаплину радости материнства!

— Так что, ведро понадобится? — спросила от двери Шура, выполнявшая в беспокойном доме Столяровых обязанности горничной.

Павел Петрович решительно сказал «Да!», отчего Камилла заплакала еще громче. Наталья Андреевна бросилась утешать дочь, при этом бросала в адрес зятя столь язвительные замечания и столь красочные эпитеты, что тот, в конце концов, не выдержал и сбежал из комнаты.

— А по–моему, собачки у Чапы получились симпатичные, — заключила Шура. — У ты моя хорошая!..

Чапа с удовольствием облизала Шурину руку, задышала часто–часто, высунув ярко–розовый язык, и принялась ухаживать за своим долгожданным потомством.

На следующее утро Павел Петрович был хмур и решителен.

— Я тут думал, — сообщил он жене и тёще за завтраком. — И решил, что просто так этого не оставлю.

Камилла и Наталья Андреевна, как по команде, посмотрели на четвертый стул, стоящий у обеденного стола. Стул предназначался Чаплине — Сигизмунде, именно она, вымытая клубничным шампунем, причесанная в салоне «Три поросенка» и сверкающая ошейником за тысячу условных единиц, — обычно сидела на его вышитой подушке.

Собственно, по логике вещей, на четвертом (а также пятом и шестом, составляющих обеденный гарнитур) стульях гостеприимного дома Столяровых должны были располагаться чада Павла Петровича и красавицы Камиллы. Хозяин дома не возражал бы и против того, чтобы Наталья Андреевна освободила место для кого–нибудь более приятного в общении.

Но пока — так сложились обстоятельства. — детей у Столяровых не было. Впрочем, поженились они всего три года назад, и Камилла, скромно потупив глазки, обещала, что когда–нибудь их союз будет благословен свыше; Павел Петрович, насколько мог, усиленно работал в обозначенном направлении.

К сожалению, Павла Петровича не на все дела хватало: днем он вкалывал в сфере бизнеса. Причем настолько успешно, что даже у Натальи Андреевны не хватало слов охаять финансовые таланты зятя. Одновременно Павел Петрович строил планы, умасливал инвесторов, подсаживал конкурентов, усиливал отечественную коррупцию, боролся с благотворительностью, — одним словом, Камилла не удивлялась, что к полуночи муж приползал домой, тяжело ронял в угол портфель, галстук — на пол, себя — в кровать и засыпал глубоким сном.