Лана Туулли - Любовь зла

Чаплина тут же бросилась к детям.

Прошло четыре месяца.

За это время в семье Столяровых и вокруг нее произошло множество событий, и хороших, и всяких. Например, Павел Петрович утаил налогов на два миллиона евро, после чего, на радостях, купил для Камиллы изумрудное колье. Колье чудно сочеталось с внешностью мадам Столяровой: подчеркивало блеск зеленых глаз, царственность осанки и идеально подходило к новому зеленому «Ягуару», тоже подаренному жене на день рождения.

Потом «Ягуар» угнали, и Павел Петрович рвал и метал, орал на жену, на тещу, топал ногами и давал взятки милиции. Потом Наталье Андреевне потребовалось спешно вставить зуб — зять–лицемер тут же сказал, что не планировал тратиться на стоматолога в ближайшем квартале, и вообще — финансовый кризис подобрался вплотную к его кошельку и уже пощелкивает за спиной голодными акульими челюстями. Чтоб теща поверила, Павел Петрович не только не стал покупать жене новую машину, он и свою продал, и даже две недели ездил на работу в общественном транспорте.

Последнее, кстати, имело неожиданный эффект: увидев Столярова, притиснутого к окну переполненного автобуса, его конкуренты заподозрили, что дела на фирме Павла Петровича идут хуже некуда, передумали нанимать для него киллера и даже преждевременно списали его со счетов. В результате Павел Петрович провернул сделку еще на полтора миллиона, подарил Шуре переносной телевизор, чтоб не отвлекалась от сериалов, велел не выдавать его теще и чувствовал себя прекрасно. Со стороны вообще казалось, что Павел Петрович — счастливейший из смертных, и горизонт его жизни лишен черных пятен.

Впрочем, не такой человек был Павел Петрович, чтоб забывать о незаконченных делах и останавливаться на достигнутом. Нет–нет да и проскальзывали в вечерних разговорах угрозы, которые господин Столяров озвучивал в адрес тех негодяев, которые посмели лишить чудо-Чаплину радости воспитывать красивых и породистых детей.

Сама Чаплина на детей не жаловалась. Она энергично вылизывала трех сыновей и двух дочек, перетаскивала их с места на место, приносила тапочки Натальи Андреевны и учила детей точить зубы не обо что–нибудь, а исключительно о кожу сетчатого питона. Наталья Андреевна иногда ворчала, что зря этих уродцев не утопили, на что Камилла всегда возражала и цитировала отрывки из гламурных журналов — об инстинктах вообще и о инстинктах мальтийских болонок в частности. Если честно, поведение госпожи Столяровой очень напоминало поведение африканских страусов, твердо убежденных в том, что, если они не видят опасностей, то и опасность не видит их. Матери Камилла возражала по привычке, а сама считала произошедшее с Чаплиной — Сигизмундой исключительно житейским делом, искренне не понимала, из–за чего муж не может спокойно спать, и выбросила историю с рождением щенков–монстров из головы, как только Чаплина заняла свое законное место в замшевой, с золотым тиснением сумочке и отправилась вместе с хозяйкой за покупками.

Шура добросовестно кормила подрастающее хвостатое поколение и воспитывала шустриков свернутой газетой. Теперь она могла выводить Чаплину и ее семейство на прогулку, при этом не отвлекаясь от страданий Луиса — Рохелио и донны Кумпарситы, считала себя счастливым человеком, а хозяина, который до сих пор жаждал поквитаться с кобелем, наградившим прелестную блондинку (не путать Чаплину с Камиллой) пятикратным нервным стрессом, — тихопомешанным.

Так, за делами и хлопотами, четыре месяца пролетели, как один день.

И вот однажды в фойе гостиницы «Корона» ворвалась прелестная молодая дама. Она была поистине хороша — высока, стройна, белокурые волосы уложены в замысловатую прическу, в изящных ушках сверкают изумрудные серьги, — а вдобавок дама была разгневана. Длинная, до пят, норковая шубка цвета топленого молока просто не успевала лететь вслед за своей хозяйкой — вот как быстро дама подскочила к гостиничной стойке и напустилась на портье.

— Где он?! Где?! Отвечайте, или я за себя не ручаюсь! Где этот кобель?! Где этот изменщик?!

— Простите, мадам, — вежливо ответил портье. — Не будете ли вы любезны уточнить, кого имеете в виду?

— Разве не понятно? — возмутилась Камилла. — Я имею в виду своего мужа!! Где он?! Его секретарша сказала, что он поехал сюда! Немедленно подайте мне моего дорогого Павла Петровича!

— Ах, Павла Петровича, — догадался портье. — Прошу вас, мадам. Сюда, — и он предупредительно придержал перед госпожой Столяровой дверь лифта.

Пока лифт поднимался наверх, Камилла расплакалась:

— Как подумаю, что мой Пашенька… с какой–то женщиной… изменяет мнее…

— Кхм, — дипломатично промолчал портье.

— Скажите, — спохватилась Камилла, — вы видели женщину, которая приехала вместе с моим Пашенькой? Видели?

— Кхм, — еще более дипломатично ответил портье. — Некая особа женского пола, насколько мне известно, действительно сопровождала Павла Петровича, когда он у нас появился час назад…

— Негодяй!.. — залилась слезами Камилла. — Я так и знала! А знаете, что самое страшное?

— Кхм, — не знал портье.

— Что он взял с собой нашу девочку! Нашу доченьку! И собирается при ней, при этом невинном создании предаваться пороку! О, какое горе!.. — причитала Камилла.

— Ваш этаж, — объявил портье.

Камилла выскочила из лифта, тигриным прыжком преодолела коридор и рывком отворила дверь люкса для новобрачных.

— Ага! — воплем, которому позавидовало бы целое племя апачей, возвестила мадам Столярова о своем прибытии.

Павел Петрович поморщился:

— Дорогая, не шуми. Ты помешаешь доктору Миллеру. Садись сюда, — и Павел Петрович заботливо похлопал по дивану рядом с собой.

Камилла несказанно удивилась.

В гостиничном номере — просторном, с белыми кожаными диванами, эксклюзивными стеклянными светильниками и картинами на романтичные темы — если чем и занимались, то явно не сексом. Сам Павел Петрович, как обычно, застегнутый на все пуговицы, с всклокоченными остатками шевелюры, сидел на диване. В кресле у камина сидела смущенная и нервничающая Шура с Чаплиной — Сигизмундой на коленях. Во втором кресле сидел какой–то потертый, покусанный молью нервно щурящийся тип в костюме образца комсомольской молодости. На втором диване расположился доктор Миллер.

А на низком стеклянном кофейном столике между диванами и креслами возлежала большая корзина с фиолетовой перинкой, вокруг которой бегали и играли пять монстрообразных щенков.

— Продолжайте, доктор. Извините, что мы прервали вас, — извиняющимся тоном попросил Столяров.

Облаченный в белый халат Миллер склонил седую голову над потомством Чаплины.